Глаза… Глаза пожилого были необычайно выразительны. Зерену чудилось, что в них затаилось страдание. Почему? Он и сам не сумел бы объяснить. Черные, подвижные, они блестели, как два искусно ограненных минерала.

Глаза молодой особи казались такими же, – видимо, они были родственниками. И в то же время они чем-то неуловимым отличались. Чем именно – предстояло выяснить.

Зерен обратил внимание на то, что молодой прыгал и бегал, глаза его жизнерадостно блестели. Это говорило о том, что со здоровьем у него все в порядке.

Пожилой, останавливаясь, издавал жалобный звук и хватался за левую половину груди. Там, Зерен знал уже, находился мышечный орган, который, ритмично сокращаясь, заставлял питательную жидкость циркулировать по сосудам тела. Это был некий аналог мощного и гибкого насоса.

Логично было предположить, что у пожилой особи этот самый мышечный насос не в порядке.

Если считать, как решил Зерен, что глаза являются как бы экраном, на который головной мозг подает всю информацию об организме, то оставалось тщательно исследовать выражение глаз пожилой особи.

…Могли ли думать дед и внук, бродящие среди чахлых оазисных зарослей странного тростника с разлапистыми листьями, что эти самые листья – не что иное, как чуткие анализаторы, проще говоря, глаза и уши Зерена, которые сообщают нужные сведения центральному стволу?..

Зерен долго рассматривал глаза Курбана и Атагельды, сравнивая их, пока обнаружил на радужной оболочке Курбана крохотную, еле заметную дужку. Видимо, именно она и говорила о пороке сердечной мышцы.

Теперь оставалось насытить воду, которую пьют существа, нужными соединениями и солями, которые Зерен умел синтезировать.

Когда появился караван, листья обследовали – один за одним – всех прибывших, от караванбаши до последнего погонщика. У многих органика была нарушена: у того язва, у этого – рана, полученная в течение долгого пути.

Зерен всех излечил, раз за разом меняя состав воды, которую пили люди.

Но вот все язвы зарубцевались, все раны затянулись. В термоионной памяти Зерена накопился длинный список изменений в глазах, в их радужной оболочке, отвечающих различным заболеваниям и дефектам двуногих.

Как передать людям этот бесценный опыт? Поначалу Зерен пытался сообщить его по биосвязи маленькому Атагельды. Но из этого ничего не получилось. Видимо, информация для внука Курбана оказалась слишком сложной. Мальчик плохо спал, кричал по ночам, но усвоить того, что передавал Зерен, не сумел.

Тогда иногалактический мозг нашел другой выход. После того как была использована для задуманного им эксперимента сферическая полость, он решил использовать ее стены как площадку для живописи…

Тончайшие кисти, по капиллярам которых подавалась разноцветная краска, выводили крупным масштабом глаза. Кисти – верхушки растений – двигались медленно, со скоростью вращения часовой стрелки, так что человек, каким-то чудом окажись он здесь, посчитал бы их неподвижными.

Человеку, впрочем, суждено было попасть сюда только спустя несколько долгих столетий. И образцы наскальной живописи даже тогда так и не были полностью разгаданы. Но это уже другая история…

Рядом с глазом, изображенным разными красками, схематически изображался человек, и соответствующая линия показывала связь между больным органом и изменением в глазном дне.

Нужно сказать, что рисунки на стенах пещеры – не единственное послание Зерена, дошедшее до нас сквозь толщу времен. Осталось еще нечто, чего не сумел размыть поток бурливых лет.

Но если рисунки на стенах Зерен оставил сознательно, то другое получилось у него непроизвольно.

Дело в том, что с изменением климата у Зерена не ладилось. Тучи, которые он вызвал над кишлаком, затрачивая на это немалую энергию радиации, не давали нужного эффекта. Дождя получалось мало, облака, вызванные ионизацией воздуха, быстро расходились, таяли в бездонном небе без следа. Видимо, слишком мало было влаги над пустыней.

Зерен так и этак варьировал интенсивность лучей, но толку было мало. Тогда Зерен решил несколько мощных корней, залегающих близко к поверхности, использовать в качестве проводников электрического тока, кратковременного и сильного. Корни расположились по кругу, и движение тока должно было вызвать над почвой круглый столб ионизированного воздуха.

…Над кишлаком зависли тучи, которые образовали круг. Тучи росли, набухали, казалось, вот-вот хлынет дождь, разразится гроза неслыханной силы. Этого, однако, не произошло. Кольцо облаков каким-то образом превратилось в гигантский аккумулятор, который без конца поглощал энергию, не торопясь собирать влагу.

Почуяв неладное, Зерен прекратил подачу энергии наверх, но было поздно: облачный диск превратился в самостоятельную, саморегулирующуюся систему. Слишком много энергии накопилось в нем.