Шрифт:
Гулкое эхо сотрясало помещение, но на помощь мне никто не спешил. Устав колотить, я опустился на верхнюю ступеньку, привалился к двери спиной. Гладкий металл приятно холодил разбитый затылок. В ушах звенело. Перед глазами мелькали зеленоватые вспышки, хотя откуда им взяться без света? Если я очнулся сразу, то на дворе уже должна быть глубокая ночь.
Надо было мыслить разумно. В голове отрывками проносилось все, что я знал о похищениях людей.
Кем бы ни были злоумышленники, ими должна двигать определенная цель. Получить денег? От кого? Надя – студентка, я работаю в театре и в общепите. Родители пропадают в очередной экспедиции. Разве что бабуля. У нее много фамильных драгоценностей. Но кто хорошо знает характер тети Раи, точно не станет давить на нее с помощью внуков – слишком велик шанс быть осмеянным за такую нелепую попытку.
Что еще?
«Если вас похитили, постарайтесь избавиться от всего, что сдерживает ваше передвижение, и осмотреться».
Но меня сдерживает только проклятая дверь! И как осмотреться, если вокруг чернильная темнота?!
«Спокойнее, Василий, спокойнее. Стоит держать себя в руках. Тогда решение точно придет».
А может, мое похищение – дело рук тех, из-за кого в городе пропадают дети? Человек, называвший себя Мастером кукол, не ответил на тот вопрос.
В непроглядном мраке казалось, что случившееся в общежитии мне привиделось. Как сон. Но была кукла, и был подземный тоннель. И был вертлявый парень. Он говорил о ключах и эволюции. Или не так? «Одно Время сменяется другим…»
А еще что сила знания – в чужом неведении.
Ерунда какая-то…
Я снова прислонился затылком к двери. Мысли беспорядочно мельтешили. По ногам поднимался холод. Почти равнодушно подумалось: «Не схватить бы простуду. В театре ставят „Алису в Стране чудес“, как же они без художника…»
Чтобы занять себя чем-то, я сгреб с пола мелкие камешки, стал мять и перекатывать их в ладони с сухим скрежетом. Затем швырнул один в темноту – раздался звонкий стук. Видимо, попал в оголенную трубу. Я кинул второй.
Сколько прошло времени, я не знал. Ученые говорят, внутри каждого человека спрятан естественный счетчик времени – благодаря ему мы чувствуем смену дня и ночи и просыпаемся по утрам. Мой, кажется, сломался. Я засыпал, проваливаясь в зыбкую поверхностную дрему, затем снова просыпался. Кидал камешки в стену – дребезжание металлических труб наполняло пространство. Гул воды внутри них смахивал на шум морских волн.
Я начал проваливаться в какой-то транс.
«Василий», – шепнул тихий женский голос. Прямо на ухо.
Я вздрогнул и охнул, скривившись от боли, когда нечаянно приложился затылком о стену.
Голос снаружи радостно воскликнул. Раздался скрежет. Я едва успел отодвинуться в сторону – дверь распахнулась.
После нескончаемого мрака бледный утренний свет больно ударил по глазам, ослепил, заставляя зажмуриться и машинально отползти в сторону, подальше.
На пороге стояла изумленная девчонка. Лет шестнадцати. В джинсах, черной толстовке и шарфе, намотанном до самого носа. Карман толстовки тяжело оттопыривался. Очки у девушки запотели от горячего дыхания. Волосы топорщились из растрепанного пучка. В руке незнакомка держала маленький предмет, который мгновенно спрятала за спину, прежде чем я успел его рассмотреть.
Она ойкнула и отступила. Но не убежала – уставилась непонимающе. А глазищи огромные и беззащитные, как у теленка.
– Ты тут один?
– Один. Это ты звала только что?
– Ну, я.
– Откуда ты знаешь мое имя? – я слегка опешил.
– Да не твое, с чего ты взял? Или ты вдруг Василиса?
Она внезапно разозлилась.
– Почти. Вася.
Незнакомка хмыкнула. Она выглядела расстроенной. На грани слез.
Я поднялся с пола и обернулся. Комната оказалась подвалом дома, а трубы в кожухах – системой отопления. Стена напротив входа темнела голым бетоном. Никаких дверей.
– Странно. Я даже не помню, как попал сюда.
Девушка настороженно глянула на меня, повела ахматовским носом с легкой горбинкой – принюхивается, что ли? Думает, не пьян ли я.
– Если хочешь… оставайся, – наконец сказала она и развернулась, собираясь уходить.
– О нет, спасибо! Еще одну ночь я здесь не проведу.
Я догнал ее у ворот со двора. Девочка обернулась, спрятала руки в кармане толстовки:
– И что ты собираешься теперь делать?
После слов про ночь в подвале ее голос немного смягчился. Я пригляделся и с удивлением понял: передо мной стоит вчерашняя девочка-курьер. Почему-то открытие радостно поразило меня.
Мы вышли на улицу и теперь вертели головами по сторонам, решая, куда пойти. Логично было расстаться, но что-то не позволяло. Мне – невысказанная благодарность за спасение. Девушке – нечто еще, чего я не мог понять. Она нервно теребила шнурок на толстовке.
– Для начала напишу заявление в полицию. Об удержании против воли в непонятном месте.
Намерение было решительным. Внутри меня зрела обида – детская, давно забытая обида, когда родители оставляли нас с сестрой дома, а сами уходили в гости или театр. Я терпеть не мог закрытых пространств и каких-либо ограничений собственной воли. И уж тем более – сейчас. И совершенно точно – от не пойми кого! Даже в шутку.