Шрифт:
– Видите ли уважаемая…мне понятны Ваши чувства, но надо учитывать и чувства ребёнка. Никто не собирается оспаривать Ваши права на дочь, только Дусе надо свыкнуться с мыслью, что Вы её мать. Поживите у нас несколько дней, будьте как можно ближе к дочери…Вы поймите, прошло семь лет. Это много для того, чтобы ребёнок позабыл даже свою мать. Поверьте, Дуся привыкнет к Вам и тогда Вы сможете с ней уехать – долго говорил Кодиржон акя.
Анна понимала, мужчина прав, девочке нужно время, чтобы она осознала, что она её мать.
– Вы правы, если только я Вас не обременю своим присутствием. Вы очень добрые люди и наверное всей моей жизни не хватит, чтобы отблагодарить Вас за Вашу доброту – взволнованно ответила Анна.
– Эээ…уважаемая. Что Вы такое говорите? Живите столько, сколько понадобиться. Мехринисо очень привязалась к Дусе, да и нам будет трудно с ней расстаться. Но Дуся Ваша дочь и мы смиримся. А сейчас отдыхайте. Вам постелят в комнате Мехринисо и Дуси, только спим мы все на полу, не обессудьте – сказала Саломат хола.
Расчувствовавшись, Анна вдруг схватила руку Саломат хола и прижалась к ней губами.
– Спасибо Вам добрые люли! Спасибо Вам за всё, что Вы сделали для меня и моей девочки – воскликнула она.
Саломат хола резко отдернула руку.
– Что Вы делаете? Да таких детей у нас за войну было ещё семь. Всех забрали, остались только Ваша Дуся и мальчик Бекмет из Казахстана, у которого никого нет – громко сказала женщина.
Анна была смущена.
– Простите, не хотела Вас обидеть – пробормотала она.
Саломат хола успокоившись, спросила.
– Как имя Ваше? Может быть расскажите о себе?
Анна смутилась ещё больше.
– Меня Анна зовут. Что я могу Вам рассказать? Войну медсестрой прошла, муж погиб под Смоленском. Дусеньку на маму свою оставила, но в блокаду она не выжила, зима суровая была, простыла и…умерла, а Дусю в детский дом определили, потом эвакуировали весь детский дом в Ташкент. По дороге эшелон начали бомбить немцы, много детей погибло тогда. А вот Дусенька на моё счастье выжила. Ведь у меня кроме неё на всём белом свете никого нет – рассказывала Анна.
Внимательно выслушав гостью, Саломат хола обняла Анну за плечи и тихо сказала.
– Теперь, у тебя есть мы дочка.
На слова Саломат хола, Анна прослезившись, крепко обняла её и прижалась к ней, будто нашла родного человека. Ужинать сели все вместе, доели машхурду, приготовленную на обед, с кислым молоком и базиликом, да ещё холодным. Такого Анна никогда не ела и ей показалось очень вкусным есть суп в холодном виде, да ещё и с кислым молоком.
– У нас этот суп ещё любят есть чуть прокисшим, особый вкус, старики любят – сказал Кодиржон акя.
– Я такое никогда не ела…но очень необычный вкус. Мне нравится – ответила Анна, поглядывая на Дусю, которая с аппетитом поедала суп, макая в него лепёшку.
– Совсем взрослая стала…и ест, как узбечка – подумала Анна и улыбнулась.
Вечером, после ужина, долго сидели на тапчане, под ясным звёздным небом и тихо разговаривали. Молодые давно легли спать, Мехринисо увела с собой Дусю.
– Тишина какая. Хорошо тут у Вас. Будто войны и не было – подогнув колени и положив на них голову, тихо сказала Анна.
Кодиржонакя посмотрел на жену и по узбекски сказал ей.
– Устала гостья с дороги, ты ей постели рядом с дочерью, пусть девочка к матери привыкает.
– Пойдёмте Анна, я Вам покажу, где спать будете – сказала Саломат хола, приглашая гостью в дом.
В комнате, где спали Мехринисо, курпачи постелены были на циновку, прямо на пол, Дуся прижавшись к Мехринисо, спала, но молодая женщина уснуть никак не могла. Увидев дочь в объятиях Мехринисо, у Анны сжалось сердце.
– Неужели меня она так никогда не обнимет… – подумала женщина.
Ревности не было, нет конечно. Она стольким обязана этим людям, просто наверное тоска по дочери была. Постели были рядом, да так, что Дуся оказалась в середине между двух женщин. Анна поблагодарив Саломат хола, легла рядом с дочерью, она и правда очень устала и от переживаний и от дороги. Анна посмотрела на Мехринисо и улыбнулась.
– Она Вас очень любит. Спасибо Вам за всё – тихо проговорила Анна.