Шрифт:
— Что? — недоуменно вскинул брови Вадим.
— Веревка слишком длинная, — сказала Наташа и встала рядом с ней. — Она мне до подбородка, считай, свисает. А ты вроде примерно одного со мной роста. Значит, пришлось бы колени подгибать.
В комнате на несколько секунд повисло молчание. А потом Вадим засмеялся. Согнулся пополам, потом рухнул на кровать боком. Из глаз даже слезы полились.
— А что? — Наташа посмотрела на меня в недоумении. — Ну, это же правда! Во прикинь, прыгаешь с табуретки, а у тебя ноги…
— Наташа, я тебя обожаю, — простонал я и хлопнул себя ладонью по лицу. Непосредственность восьмидесятого уровня! Но мысленно я возблагодарил мироздание за то, что Наташе вдруг взбрело в голову поехать со мной. Вряд ли я столь же идеально подобрал бы фразу для разрядки обстановки.
— Честно говоря, я думал, что ты не приедешь, — сказал Вадим, когда мы все чуть успокоились и хохотальная истерика закончилась. Он воткнул в розетку вилку металлического электрического кофейника и открыл дверцу одинокого кухонного шкафчика. Критически обозрел содержимое, взял оттуда надорванную пачку чая. — Подумал, что… Приладил веревку, смотрел на нее еще с десяти утра. На часы смотрел. Думал, что вот когда настанет одиннадцать, я встану, и… Но мне кажется, я бы не решился. Я вообще довольно трусливый, кажется. Таким жалким себя почувствовал. Мол, вот же, вчера пацан какой-то совсем молодой меня позвал, а я тут сижу, как паралитик, и даже повеситься сам не могу.
Я слушал его, и внутри меня все дрожало и обмирало. Как же хорошо, Вадим, что ты такой трусливый и нерешительный! Черт возьми, да это просто замечательно! Страшная картина круглого стола, пустой бутылки и стакана отступила куда-то в недра подсознания.
Успел.
Я успел.
Мы успели.
Движения Вадима были чуть ломаными такими, подрагивающими. Он говорил. Рассказывал что-то про чай. И про то, что ему почему-то всегда нравился самый дрянной чай, про который еще все говорили, что он порублен вместе с собачьей будкой. А я думал, что не хотел бы стопроцентно проверять, включилась бы его решительность в одиннадцать или нет. Не случилось того, чего нельзя исправить. А остальное уже мелочи. Чай с дровами из треснутой чашки с блеклым цветочком? Конечно, буду! Никогда не пил ничего вкуснее!
Мы о чем-то болтали все втроем, перебивая друг друга. О чем-то таком важном, что моментально вылетало из головы. Кажется, вместе с произнесенными словами.
Смеялись. Улыбались. Наташа незаметно под столом пожала мне руку.
Вадим не произносил вслух слова благодарности, но было и не надо. В общем-то, мне было вообще неважно, скажет он спасибо или нет. Да и за что спасибо-то? За спасение жизни?
Хех.
Он так яростно и несколько раз повторил, что ничего бы не было. Что он бы просидел в своем трусливом параличе еще час, потом снял бы веревку, вернул на место люстру, а вечером бы опять поперся в клоповник. Играть на своих «дровах» и петь тоскливые блюзы. Для бухой публики, которой вообще все равно, что слушать.
Может быть, так и было бы.
Хорошо, что мы не стали этого проверять.
— Одевайся, — сказал я, когда мы допили по второй чашке чая. — Поехали в офис.
— Так ты что же, правда продюсер? — удивленно спросил Вадим.
— А вы точно продюсер? — кривляясь, передразнил я. — Нет, блин. Играюсь только. Ты умеешь обращаться со звуковой аппаратурой?
— Немного умею, — кивнул Вадим.
— Вот и отлично, — сказал я, снял с вешалки у двери пальто Вадима и кинул ему. — Одевайся. Бельфегору давно нужна замена.
— Кому замена нужна? — спросил Вадим.
— Познакомишься, — усмехнулся я. — У тебя на ближайшие пару недель есть планы?
— Эм… — Вадим замер, засунув руку в рукав. — Да вроде никаких.
— Значит поедешь с нами на гастроли, — сказал я.
— А еще ему нужна шляпа, — сказала Наташа. — Нет, Велиал, ну правда! Без шляпы он какой-то неправильный.
— Согласен, — кивнул я, критически оглядев Вадима.
На самом деле, я никогда не обманывал себя и не пытался спасти всех подряд депрессивных и отчаявшихся людей. Не бросался вытаскивать из тоскливых запоев, не подставлял жилетку каждому грустящему. Неблагодарное дело, так-то. Помочь можно далеко не каждому. Просто…
Мда, интересно, чем конкретно эта ситуация была особенной?
Несомненным талантом Вадима? Я ведь слышал, как он играет. Извлекать такие звуки из гитары класса «дрова» можно только когда ты не просто профи. Когда не пальцы играют, а… Душа?
Там в клоповнике наверняка было полно отчаявшихся. С потухшим взглядом и призраком веревки над головой. Но уцепился я только за вот этого. Потому что?
Я уже как-то задавал себе такие вопросы, конечно. Почему именно этот человек, а не какой-то другой? Но ответ сам себе смог дать какой-то неоднозначный.
Я воспринимал большинство людей плоскими картинками. Все эти незнакомцы, прохожие на улице, безымянные продавцы, почтальоны, дворники, стражи порядка. Зрители на концертах. Отдавал себе отчет, что у каждого есть какое-то имя, какой-то характер, какая-то судьба. Но для меня они были не больше, чем силуэты, нарисованные на обоях жизни. При знакомстве каждый такой плоский силуэт приобретал объем. И в редких-редких случаях объем появлялся до знакомства. Маленькая бытовая магия. Идешь по улице, думаешь о своем. И вдруг — хоба! — взгляд цепляется за чье-то лицо. Женское, мужское, красивое, уродливое — неважно. Оно отличается от остальных тем, что оно объемное. Я его вижу впервые, это просто какой-то прохожий. Еще несколько шагов, и он потеряется в гуще плоских силуэтов.