Шрифт:
Если такие усвоенные вами ценности складываются воедино, как кусочки пазла, они образуют мировоззрение (или, как сказал бы Фрейд, Weltanschauung). Это идеи, которые Эго некогда изучило, осмыслило и даже наверняка с кем-то обсудило, но со временем они, как осадок, опускаются на дно и принимают форму айсберга. Нам очень сложно воспринимать идеи, которые не укладываются в этот шаблон, а если мы все-таки их восприняли, то затрудняемся оценить. И даже если вдруг нам удалось оценить эти идеи, то вспомнить и усвоить их – настоящий подвиг. Для наших мыслей куда важнее отвечать нашим текущим убеждениям, чем соответствовать внешней реальности.
На мой взгляд, самое любопытное в новом айсберге – то, что даже Эго не целиком находится над водой. Возможно, войдя в зрительный зал оперного театра, вы были всецело поглощены шевелюрой человека перед вами, которая ритмично колыхалась в такт его шагам, а сами неосознанно следовали кратчайшим путем к своему креслу. Или, скажем, некий символизм в сюжете оперы, который поначалу от вас ускользнул, всплыл на поверхность некоторое время спустя, когда вы уже почти засыпали, – причем всплыл в понятном вам, расшифрованном виде. Словно ваш мозг продолжал работать над этой загадкой в фоновом режиме.
Чтобы это объяснить, нам придется пойти дальше Фрейда. В его представлении бессознательное было заполнено мыслями, которые по мере погружения все более упрощались, желаниями, которые становились все более примитивными, символами, которые понемногу превращались в абстракцию. Там не было места для высших мозговых функций. Та часть нашего разума, которая решает проблемы, придумывает аргументы, а если не получается – то логические уловки (или сразу сознательно пускает их в ход), находилась сверху. Если так, то каким образом вы рассчитали кратчайший путь к своему креслу? Или у бессознательного есть иная функция, помимо роли «хранилища сексуальных желаний и детских травм»?
Коллективное бессознательное
Есть «я» во мне, что за пределами меня и более меня.
Есть «ты» в тебе, что за пределами тебя и более тебя.
БАРЫШ МАНЧО [31]Когда Карл Густав Юнг впервые встретился с Фрейдом, который был старше его на 20 лет, они 13 часов кряду обсуждали труды самого Фрейда {13} . Если бы я столько времени проговорил с новым знакомым, то, наверное, к утру сочетался бы с ним браком. Впрочем, эти двое тоже заключили своего рода брак и приступили к совместной работе. Вскорости Фрейд предложил кандидатуру Юнга (которого уже рассматривал как своего преемника) на пост первого председателя IPA – Международной психоаналитической ассоциации. Все эти детали делают последующее «предательство» Юнга еще более пикантным. Со временем Юнг сочтет теорию бессознательного Фрейда неполной и слишком уж сосредоточенной на сексуальности. Да, в нашем разуме было нечто, погребенное необычайно глубоко, но самой интересной была та часть, которая принадлежала не индивиду, а виду: коллективное бессознательное.
31
Барыш Манчо (1943–1999) – турецкий рок-музыкант, певец, автор песен, актер и телеведущий, один из самых продаваемых и титулованных исполнителей Турции. – Прим. пер.
13
Peter Gay, Freud: A Life for Our Time (New York: W. W. Norton, 1988).
О том, что инстинкты приобретаются не путем личного опыта, Юнг прекрасно знал. Чтобы бояться змей, вовсе не обязательно столкнуться со змеей и быть ужаленным самому: некоторые вещи слишком опасны, не стоит постигать их методом проб и ошибок. Но что, если мы наследуем из коллективной памяти своего вида не только инстинкты, но и некоторые паттерны мышления и верований?
Юнг заключил, что причина постоянного появления сходных образов в мифологии и фольклоре разных культур, невзирая на расстояния и огромные различия между ними, кроется именно в этом наследии. Исходные формы образов, которые по мере приближения к поверхности становятся все более и более разнообразными, он нарек архетипами.
Как и в случае с эйдосами Платона, мы можем видеть лишь отражения архетипов, но не способны познавать их напрямую, непосредственно. Например, в каждом есть элемент «тени» (shadow). Грубо говоря, это наша часть, которая более или менее соответствует Ид: мы ее подавляем, поскольку она не уживается с обществом. Но, помимо нашей личной тени, существует и архетип Тень, общий для всех. Кстати, вы прекрасно знаете этот архетип и называете его «дьявол». Дьявол – отраженная на поверхности форма Тени.
Конечно, образ дьявола изменчив – от культуры к культуре, от эпохи к эпохе. Наш, когда он впервые вышел на сцену в первой книге Ветхого Завета, имел облик змея, ставшего причиной изгнания Адама и Евы из рая, – но у него было не так-то много реплик. Однако в последующие столетия его роль и описание беспрестанно менялись: в «Божественной комедии», средневековом произведении, он предстает чудовищем с тремя лицами и шестью крыльями, как у летучей мыши, тогда как в поэме «Потерянный рай» Мильтона, творившего на заре эпохи Просвещения, становится прекрасной, харизматичной и даже трагической фигурой. Поскольку говорящие змеи и чудовища в наше время кажутся нелепыми, современные изображения наподобие «Адвоката дьявола» (1997) берут за основу шаблон Мильтона и пытаются сосредоточить внимание на убедительности и притягательности дьявола, на его бунтарской сущности.
По мнению Юнга, мы постигаем такие древние символы, как змей, и популярные в наше время образы путем культуры – как навязанные сверху. Однако за этими отражениями кроется общая тьма, ощущаемая каждым человеком. Иными словами, то, что облегчает усвоение культурных представлений, таких как дьявол, – это их совместимость, созвучие с архетипами в основании айсберга. Вот почему понятие дьявола так распространено, хоть его внешний облик и изменчив. Если вы заметили, коллективное сознание (популярные верования и убеждения эпохи) и коллективное бессознательное (паттерны, унаследованные от древних времен), точно так же, как инь и ян, пребывают в динамическом противостоянии: они борются друг с другом, питают друг друга и перетекают одно в другое.