Шрифт:
– Хлопайте, чёрт возьми, хлопайте! Иначе я тут всех вас расстреляю! – в гневе взревел Затейников, но услышал только несколько хлопков. Тогда он показательно слегка надавил на вторую кнопку; тогда уже все вновь взорвались аплодисментами, но не так восторженно, а скорее испуганно. Все начали перешёптываться, а участники бледнели и тяжело дышали, пристально смотря на направленные на них по два револьвера. – Так-то!
Ева, молчавшая всё время, внезапно поднялась и бросилась в ноги Добродею со слезами на глазах.
– Добродей, милый мой, Добродей! – криво улыбалась она. – Я сделала всё, как ты просил, я убивала всех, как ты просил, я делала всё ради тебя и твоих прихотей, Добродей, милый мой! Я заслужила любви и похвалы, верно? Верно!?
Затейников снисходительно улыбнулся и погладил свою пешку по русым волосам.
– Моя ты милая Ева, умница моя милая Ева! Конечно, ты заслуживаешь похвалы, милая моя Ева! – он поцеловал её в лобик и снова погладил по головушке, увидев, как заблестели васильковые глаза. Слёзы струились по румяному лицу, которые Дородей размазал своим большим пальцем, пока поглаживал подчинённую по щеке. – Дамы и господа, похлопайте нашей милой Еве за то, что она сыграла непосильную для себя роль убийцы! Хлопайте, хлопайте, да, да! Она заслужила вашей любви, вашей похвалы!
– Мой милый Добродей, мне нужна только твоя похвала! Только-только твоя! Я тебя так люблю. Милый мой Добродей!
– А я тебя люблю. Скажи мне, милая моя Ева, умрёшь ли ты ради меня?
– Да!
– А из-за меня?
– Да! – улыбнулась Ева, но тут же осознала смысл его слов и побледнела в ужасе.
– Тогда сдохни.
Добрая маска с улыбкой мгновенно сползла с лица режиссёра, и лицо его отображало одно лишь страшное хладнокровие, даже омерзение. Резким рывком вытащив из кармана пистолет, он взвёл курок и спустил крючок прямо в лоб Виты. Раздались крики со всех сторон, что смешались с выстрелом, когда тело бедной женщины безжизненно рухнуло на пол к склизким кусочкам её мозга. Добродей бросил пистолет к трупу и улыбнулся, как ни в чём не бывало.
– А сейчас, дамы и господа, вы узрели казнь страшного душегуба! Она заслуживала этой грязной смерти; я пристрелил её, как жалкую вшивую шавку, ибо сама беспощадно расправлялась с бедными, ни в чём неповинными участниками нашего шоу, ради того, чтобы вы платили свои деньги ради страшных зрелищ! И знаете, есть поговорка: если вы начинаете с самопожертвования ради тех, кого любите, то закончите ненавистью к ним. Вот и наглядно: она ради меня решила уничтожить свою жизнь, а по итогу перед смертью начала меня ненавидеть, презирать и бояться! О, видели бы вы её лицо, лицо бедной моей Евы! Тьфу! – он вытер губы манжетой. – Мерзость, а не человек! Честно, я никогда её не любил; она была нужна мне лишь для моего грандиозного проекта как пешка и не более. Вы ведь согласны, что она ужасна и мерзка? Вы довольны?
Он улыбнулся шире, однако публика не начала ему аплодировать, а душераздирающе закричала, – все бросились к выходам. Добродей безумно захохотал, наблюдая, как все убегают прочь.
– Бегите, бегите, пока не поздно! Убегайте прочь, кричите, вызывайте полицию, ха-ха! А я хочу завершить наше кровавое шоу под аккомпанемент ваших возгласов, дамы и господа! – режиссёр обернулся к участникам в капсулах. – Прощайте, дорогие мои участники, прощайте! Запомните меня перед смертью, проклинайте меня перед смертью, но думайте и помните обо мне, великом и неповторимом Добродее Затейникове, что устроил это грандиозное и невероятное шоу специально для вас ив сего мира людского! Пусть меня запишут в историю как великого человека!
Он вновь схватился за пульт и почти нажал на вторую красную кнопку, однако внезапно пульт с грохотом полетел в сторону. Добродей удивлённо посмотрел на Еву, что ногой выбила из его рук машину смерти. Её бледное горячее лицо исказилось в гневе, по которому струились реки крови.
– Что?.. Почему ты жива?!
– Техника... мертве... ца... – прошипела она сквозь стиснутые зубы. – Спаси... бо... Бо... рис...
– Что?!
Ева не дала ему окончательно прийти в себя и тяжёлым кулаком врезала ему по лицу, затем другой рукой ударила его по второй щеке, и била ещё и ещё, пока Затейников не упал на пол; кровь сочилась из его разбитого припухшего носа. Женщина подняла его трость и замахнулась, ударив режиссёра набалдашником сначала по животу, затем по голове. Она била и била его, куда только дотягивалась, шипя:
– Ты обещал... что мы... будем... вместе... после... этого... кошмара... Ты обещал... что я заслужу... твою любовь... окончательно... Ты клялся... мне... в вечной... любви... Ты... использовал меня... как игрушку для... плотских... утех... Ты... – она отбросила трость в сторону, подняла пистолет и направила его на возлюбленного.– А теперь... прощай.
Но не успела она выстрелить и окончить свою месть, как вдруг её повязали приехавшие сотрудники полиции. Участники, наблюдавшие за всем из капсул, с облегчением вздохнули и расслабились; смерть теперь им не грозила кулаком. Добродея Затейникова задержали, а Ева Вита скончалась во время задержания.
Примерно за час участников освободили из капсул, и приехавшая скорая отвезла всех в больницу на обследование. На Борисе, что всё это время использовал технику мертвеца, сразу же начали проводить операцию, Стюарту и Сэмюелю нормально обработали ранения, а остальных приводили в чувство после столь сильного потрясения и брали с них показания.
Следователи, что осматривали театр, а не гостиницу, отыскали в кабинете Затейникова ещё четыре трупа: сшитых вместе пристреленных Ахерону и Хайрона и зарезанных братьев Ехида и Сифона Цербетов. Вся четвёрка сидела на кожаном диване и гнила. Запах стоял отвратительный.