— Да, Алла Анатольевна, я прошу вас сегодня после школы посадить Яну в такси и отправить домой. Хватит, нагостилась, — не прекращаю спорить со свекровью.

Утро началось со звонка этой женщины, которая в очередной раз нашла повод устроить истерику по телефону.

— А я прошу объяснить мне, Нина, почему я узнаю о вашем свидании с Игорем только сейчас? Почему ты не сообщила раньше, чтобы я могла подготовить сыну передачку?

— У Игоря все есть. Насколько я знаю, вы с Региной об этом позаботились.

— Все есть?! Ты слышишь себя, Нина. Мой сын в тюрьме находится. У него ничего нет…

— Так! Алла Анатольевна, мне пора.

Бросаю трубку и даже радуюсь, что все общение с этой старой сукой проходит сейчас исключительно по телефону. Вживую кто-то из нас давно бы взял кухонный нож и использовал его не по назначению.

Опять собираю волосы в тугой пучок, замазываю синяки под глазами и немного подкрашиваю ресницы. Наряжаться совсем не хочется.

Уверена, Игорь ждет меня в каком-нибудь красивом платье, с укладкой и точно не оценит мой уставший вид, но изображать сильную и несломленную женщину я не могу. Потому что сейчас я слабая и сломленная.

Никогда бы не подумала, что окажусь в СИЗО. Но вот я здесь, в темном и небольшом помещении, жду, когда заведут Игоря.

— У вас есть полчаса, — вдруг раздается в коридоре строгий голос конвоира. Дверь открывается, и в помещение заходит мой Игорь.

— Нина… — шепчет любимый голос.

— Игорь!

— Прошу оставаться на месте! — кричит мужчина в форме, когда я вскакиваю со стула, чтобы обнять мужа.

Тут же сажусь обратно и в нетерпении жду, пока Игорь обходит меня и садится на свое место.

— Игорь… — слезы не дают сказать что-то членораздельное.

— Тшш-тшш, девочка моя, не плачь.

Обниматься нельзя, поэтому мы касаемся друг друга лишь кончиками пальцев.

— Игорь, я схожу с ума… — честно признаюсь мужу, и мне все равно, что с нами в помещении находится посторонний человек.

— Я знаю, знаю.

Игорь выглядит ужасно, и это ранит еще сильнее. Он не похож на себя, похудел, и кожа стала какой-то серой. Я прекрасно понимаю, что СИЗО — это не курорт, но так мучительно видеть, как твой любимый человек уже не тот, что раньше.

— Когда тебя отпустят? Почему адвокат мне ничего толком не говорит и обсуждает твою защиту только с Региной?

— Нина… Я знаю, что ты терпеть не может Регину, но прошу тебя не конфликтовать с ней, — начинает зачем-то отчитывать меня муж.

— Я…

— Регина сейчас нам нужна. Она хваткая и сделает все, чтобы я вышел отсюда как можно раньше.

— Да, я это понимаю, — хмуро соглашаюсь, — Но ее стало как-то много в нашей жизни. И это правда, что она ждала от тебя ребенка?

Идеального момента, чтобы задать этот вопрос, просто не существует. А он мучает меня больше всего. Я дышать забываю, когда вспоминаю слова Регины и то, с каким выражением лица она мне все это рассказывала.

Наверное, надо было отложить этот разговор и подождать освобождения мужа, но я просто изведу себя в ожидании.

— Правда, — Игорь даже не пытается оправдаться, — Я жалею об этом, но что сделано, то сделано.

— Почему ты никогда не говорил мне о ваших отношениях и ребенке?

— Существуют такие моменты прошлого, которые ты хоронишь глубоко в себе и не хочешь больше доставать.

— Хорошо, — нехотя отвечаю.

— Нина, — ласково произносит муж, аккуратно сжимая мои пальцы, — Что еще, девочка моя, ты хочешь спросить?

— А Юля?

— Какая Юля? — непонимающе смотрит на меня.

Какая Юля?!

— Рудина…Игорь, Юля Рудина, в убийстве которой тебя обвиняют.

— Что ты хочешь узнать? Спал ли я с ней?

— Да. Как у нее оказались твои отпечатки и… Игорь, есть свидетель, который вас видел, — перехожу на шепот, чтобы конвоир не услышал.

— Кто этот свидетель? — грубо спрашивает мужчина.

— Я не знаю… — теряюсь от резкого тона мужа.

— Это все слухи. Свидетеля никакого нет, просто тупые курицы в поселке сочиняют сказки. Еще вопросы?

Смотрю на Игоря и не узнаю его. Вроде тот же голос и черты лица, но глаза… Как будто внутри него поселился зверь.

— Прости меня, — зачем-то извиняюсь, чтобы скорее сгладить конфликт.

— Что я тебе сказал, когда на меня надевали наручники?

— Верить только тебе, — отвечаю быстро, как какая-то школьница, которую отчитывают у доски за плохо решенный пример.

Впервые мне некомфортно рядом с Игорем, и самое ужасное — я хочу поскорее отсюда уйти.

— Правильно, девочка моя, — опять возвращается ласковый тон, но теперь он мне кажется каким-то искусственным, — И ты прости меня. Я понимаю, что все это дается тебе непросто. Знаю про нападки мамы и Регины. Знаю, как тебе тяжело…