Слабый звук колокольчика разнесся над влажной ночью, возвещая о его прибытии. У меня перехватило дыхание, когда я убрала пальцы от магического зеркала. Наша связь прервалась, но зеркало мне больше не было нужно. Он был здесь, рядом со мной. Мысль о том, что это мог быть Ходин, пришла и ушла, но я звонила Алу. Я была в его сознании, и это было невозможно подделать.

— Как только ты согласилась защищать его, твое невежество стало твоей единственной защитой, — сказал Ал, не сводя глаз с неразбитого яйца в своей руке. Опустив плечи, он сел рядом со мной на верхней ступеньке, вдыхая живительную энергию города и выдыхая сожаление, явно думая о прошлом. — Но даже этого теперь нет.

— Что он сделал? — спросила я почти умоляюще, и Ал протянул мне яйцо.

— Величайшее предательство Ходина было нашей ошибкой, — сказал Ал, избегая моего взгляда. — Мы позволили ему это сделать, а он сыграл на наших худших наклонностях. Он умолял меня позволить схватить его, чтобы изнутри поработать над освобождением нашего рода. Таков был его план. И когда ему это удалось, и он сбежал с нашими пленными детьми, он стал героем, которому доверяли и которого любили.

Ал повернулся ко мне, и я содрогнулась, почувствовав в нем старую боль.

— Он привел домой наших украденных, покалеченных детей, — сказал он ровным, бесстрастным голосом. — А потом он ничего не сказал, когда они начали умирать. Он сам проклял их, возложив вину на эльфов, чтобы мы в своем горе напали на них.

— Боже мой, — прошептала я, желая взять его за руку. Боль прошла тысячи лет назад, но она все еще была свежа в нем, все еще не утихла. Чувство вины поднялось, чувство вины за то, что я слишком боялась спросить, кого он потерял. Я не знала, смогу ли причинить ему такую боль. «Ходин проклял их детей?» подумала я, и от ужаса мой пульс участился. — Почему ты не сказал мне об этом раньше? Ты позволил мне защищать его. Ты ничего не сделал, потому что я позволила ему жить в моей церкви.

— Я же говорил тебе не делать этого! — взревел Ал, и я отпрянула. Но его боль и разочарование исчезли так же быстро, как и появились, оставив после себя пугающую пустоту. — Мы не особенно гордимся нашим доверием к нему, — добавил он. — И он так и не признался, проклинал ли он детей или просто смотрел в другую сторону, когда это делали эльфы. Результат был тот же.

«Сколько злодеяний совершается из-за того, что один человек закрывает глаза?» подумала я. Протянув руку, я коснулась плеча Ала и сжала, когда он напрягся, а затем расслабился.

— Тритон никогда ему не доверяла. — Ал со вздохом пожал плечами, невидящим взглядом уставившись на мой сад. — И все же, мы потеряли почти половину своих людей, прежде чем она поняла, что это из-за детей мы болеем. Будь нежна с нами, Рейчел. Это жестоко — заставлять людей смотреть, как их дети задыхаются, не в силах облегчить их уход, зная, что прикоснуться к ним означает, что они тоже умрут. Я считаю, именно здесь мы потеряли больше всего, мои родственники предпочли смерть тому, чтобы позволить своим детям умирать в одиночестве. Те, кто выжил, все еще чувствуют вину за то, что видели, как их собственные умирали без утешения, без прикосновения.

— И поэтому, поверив Ходину, мы последовали за ним, когда он пообещал найти путь в их крепость, чтобы наказать их в свою очередь, — с горечью сказал Ал. — Мы бы отомстили тем, кто причинил нам такую глубокую боль и проявил такое пренебрежение, но, как ты, вероятно, догадалась, это было спланированное предательство. Мы отправились не мстить, а в плен. Он продал нас всех, используя монету мести. Если бы не Тритон, он бы прикончил нас всех. — Ал повернулся с пустым выражением лица. — И тебе нужен ордер?

— Ты должен был сказать мне, — произнесла я в ужасе, и Ал еще глубже ушел в себя.

— Возможно, но об этом тяжело вспоминать. Я сделал ставку на то, что ты будешь в безопасности от его худших побуждений, пока не узнаешь правду, а он верил, что может манипулировать тобой. Что он и делал. Теперь все будет сложнее. Нет ничего из эльфийского, что ты могла бы использовать, чтобы превзойти Ходина. Он знает все их знания. Больше, чем кто-либо из ныне живущих эльфов. Единственная твой надежда пережить его — это то, что находится в хранилище. Итак, я спрашиваю тебя сейчас, что ты готова отдать, зудящая ведьма, чтобы покончить с таким мышлением? Чем ты пожертвуешь, чтобы остановить того, кто готов причинить столько вреда с таким пренебрежением к жизни?

— Ты сказал мне…

— Я знаю, что говорил тебе, — сказал Ал, его настроение было суровым. — Но мы сражались с Ходином веками, и единственными проклятиями, способными преодолеть его эльфийскую мудрость, были те, в которые он не был посвящен. Тебе нужны проклятия из хранилища, чего бы это ни стоило. Чем дольше ты будешь ждать, тем сильнее он причинит тебе боль.

Его слова на мгновение повисли между нами, сверчки и отдаленный шум машин заглушили ночь, пока я не поняла, о чем он говорит, и отшатнулась.