Ходин в насмешке приподнял брови.

— Волшебные палочки обычно такие.

— Подожди. Что? — Я села, потрясенная. — Из этого получается палочка? Палочки должны быть из красного дерева.

Ходин встал, и я проследила глазами за книгой в его руке.

— Это не ведьмовская магия, демоническая. Отсюда и бузина, — сказал он, будто это что-то значило.

— Ой. — Я облизнула губы, затем откинулась на подушки, чтобы скрыть, что я была так взволнована, что могла вспотеть от мармеладных мишек. Я всегда хотела сделать волшебную палочку. Они были такими кричащими. — Ты используешь ртутный мел, чтобы нарисовать звезду? В рецепте этого не сказано. — На самом деле, в рецепте, казалось, не хватало большого количества информации. Но для Тритон это было обычным делом.

— Очевидно, — протянул он, и я потянулась за ртутным карандашом, осторожно открыла его и обнаружила, что токсичный свинец заключен в нейтральный твердый воск. Круто…

— Итак. — Ходин использовал черную шелковую ткань, чтобы стереть рассеянные ионы с зеркала. — Палочка для размазывания готова. Спасибо, Стефани. Она опускается, и вокруг нее рисуется звезда. Сначала руны.

Стефани поставила палочку-сигару по центру зеркала, и я подтянулась к самому краю дивана. Подтащив зеркало поближе, я изучила книгу, все еще находящуюся в ревнивой руке Ходина, мой пульс участился, когда я прочтала корявый почерк Тритон и те немногие инструкции, которые там были. Звезда рисовалась не обычным способом, а скорее представляла собой три набора параллельных линий, набросанных от руны к руне.

— Сначала руны, — тихо сказала я, решив начать сверху и подвигаться по часовой стрелке по кругу.

— Против часовой, — распорядился Ходин, и я подавила гримасу.

«Изменение», размышляла я, когда писала первую руну на зеркале, затем «Воля» и «Смерть», за которыми внизу «Разжигание», «Рост» и, наконец, «Урожай». Это были могущественные символы, и старые, очень старые.

Руководствуясь рунами, я начала рисовать линии звезды. «Урожай» к «Воле», «Рост» к «Смерти», «Изменение» к «Росту», «Воля» к «Разжиганию», «Урожай» к «Разжиганию» и, наконец, «Изменение» к «Смерти». Ртутный мел провел толстую, плотную линию, и хотя обычно я поддерживала легкую связь с лей-линиями, я почувствовала, как она усилилась, став почти головокружительно сюрреалистичной.

Ходин опустил плечи и нахмурился, будто что-то должно было случиться, а я изучала набросок. Тритон была печально известна тем, что кое-что не включала в печатный текст, если там была иллюстрация.

— Здесь нужен круг, — сказала я и, начав с руны «Изменение», начертила круг от точки к точке, снова называя руны по ходу дела, чувствуя, как моя связь с линиями становится сильнее, когда я дохожу до конца.

— «Изменение», — прошептала я, когда круг был завершен, и с поразительным свистом палочка-сигара загорелась.

— Вау. — Стеф оторвала взгляд от приготовленного тушителя. Ходин тоже казался впечатленным, и он придвинулся ближе, делая пометку под почерком Тритон, добавляя круг. Пробормотанное слово на латыни закрепило каракули на месте.

— Хорошо. — Ходин удовлетворенно отстранился, когда чистый запах розмарина стал горьким, когда он подгорел. К нему присоединился кисловатый запах грецкого ореха и электризующий аромат чего-то, что я не могла идентифицировать. — Погаси, — сказал он, и глаза его загорелись. — Шесть капель и залить.

«Сейчас?» подумала я, начиная гадать, делал ли Ходин когда-нибудь в своей жизни это заклинание. Стеф тихонько пододвинула тушащий раствор, и я, поколебавшись, взяла его в руки. Палочка-сигара все еще горела, как рождественская елка в июле. Ходин заерзал, явно желая, чтобы я ее погасила, но я ждала, перекатывая палочку между большим и указательным пальцами, пока от палочки не остался только пепел, поднимающийся дым, казалось, гудел во мне, как электричество.

— Шесть, — тихо сказала я, укол крошечного лезвия об указательный палец почти не был замечен. Шесть капель малинового цвета упали внутрь, и аромат красного дерева поднялся высоко. Гаситель был активирован. Я делала все правильно, и улыбка заиграла на моих губах.

Ходин придвинулся ближе, колокольчики на его подоле зазвенели.

— Произнеси заклинание.

Слабейший намек на жженый янтарь заставил меня замолчать, и я сделала паузу. Он был немного чересчур нетерпелив, и мне это не понравилось.

— Ходин, сколько копоти я получу за это?

Выражение лица Ходина померкло.

— Немного поздновато спрашивать.

Я взглянула на Дженкса, и его крылья расплылись до невидимости, хотя он не отошел от каминной полки.

— Нет, еще не поздно. Сколько?

Ходин поморщился, глядя на светящиеся линии и тлеющие угли.

— Очевидно, что это зависит от того, что ты сделаешь с проклятьем. Затуманить сильную волю будет дороже, чем слабую. Небольшое отклонение от реальности — это меньше, чем большая ложь.

Это было то, чего я ожидала, и, успокоенная, я осторожно погасила пепел.

— Призови, — сказал Ходин. — Сейчас.

Мне не понравилось, что он выкрикивал приказы, и, не уверенная, что доверяю его нетерпеливой догадке, я сделала успокаивающий вдох.