Это случилось минут через пять. Сначала Миён подумала, что взорвался газ. Её оглушил грохот, равного которому она прежде не слышала, раздавшийся сразу со всех сторон, а затем в мойку посыпались осколки битого стекла. Взорвалась та самая стеклянная крышка сковороды.

* * *

Если считать, что человек обязан искать положительные моменты, даже оказавшись в аду, то Чивон нашла их в том, что дочка упала в обморок уже будучи дома, а не посреди поездки. Она вернулась в субботу ранним вечером и выглядела необычайно бледной. Чивон поинтересовалась, не случилось ли чего во время поездки, но дочь только ответила «нет» и больше не произнесла ни слова. За ужином она едва поковырялась в тарелке и сразу вернулась в свою комнату:

— Я устала, пойду спать.

Помыв и почистив немного фруктов, Чивон открыла дверь в комнату дочери и увидела, что та лежит на полу, свернувшись калачиком, словно мокрица. Из-под коротких штанов виднелись голые бёдра.

— Замёрзнешь. Живо ложись в кровать.

Повинуясь строгому голосу матери, дочка с трудом поднялась. Все её движения были странно заторможенными.

— Мама, выключи свет, — попросила девочка ровным голосом. Погасив лампу и выйдя из комнаты, Чивон почувствовала лёгкий холодок, пробежавший по затылку. Приближалась осень, Чивон впервые в этом сезоне включила отопление, накинула на ноги плед и села смотреть телевизор в гостиной. Пока по телевизору шло скучное ток-шоу, ей позвонил муж, находившийся в командировке в Китае, и пришло сообщение в групповой чат о внезапной смерти супруга одной из её бывших однокурсниц. Муж спросил, благополучно ли съездила дочь. Потом напомнил, что на следующий день его родители отмечают годовщину свадьбы, и попросил не забыть отправить им букет цветов.

— В следующем году у них золотая свадьба. Пятьдесят лет вместе! Потрясающе, правда?

— Это точно.

Муж забеспокоился, не разбудил ли он Чивон своим звонком. «Да», — соврала она. В ответ на сообщение о смерти супруга одной из её однокурсниц она напечатала: «Извините, можно я просто переведу пятьдесят тысяч вон?» Обратно пришло сообщение, в котором был смеющийся смайлик и номер банковского счёта. Чивон расплывчато пообещала по возможности выкроить время и приехать на похороны, но ей совсем не хотелось добивать вдову, с которой она была не слишком хорошо знакома, тем, что заскочит между делом, чтобы лично засвидетельствовать чужое горе.

Было около полуночи, когда Чивон заглянула в комнату дочери.

— Поми, — позвала Чивон дочь, но та не откликнулась. Через мгновение Поми, прижимая руки к низу живота, упала практически без сознания. Девочка вся покрылась холодным потом. Чивон не смогла своими силами поднять дочь, распластавшуюся на полу, и хоть как-то помочь ей. Она вызвала скорую.

— Мама, я не поеду. Само пройдёт. Без больницы. Честно, — твердила дочь, хотя по-прежнему сидела скорчившись, как древесная лягушка в террариуме.

На предположение Чивон, что это может быть аппендицит, оператор по телефону 119 — номер вызова экстренных служб — ответил, что не может ничего сказать.

— Мы отправим вас в ближайшую многопрофильную больницу, и вы получите ответ медперсонала после тщательной диагностики.

В машине скорой помощи Чивон стала переживать, не вернулись ли к дочке запоры. В детстве у неё были хронические запоры — распространённое заболевание среди детей, которые толком не едят овощи, предпочитая мясо и полуфабрикаты. Дочка не ела даже маринованные овощи — редис или репу, — которые часто подаются вместе со свининой в кисло-сладком соусе или жаренной в панировке курицей. У Чивон совсем вылетел из головы тот случай, когда дочери, которая уже неделю не могла сходить в туалет, ставили клизму в педиатрическом отделении больницы.

— Ты какала? — прошептала она дочери в ухо, но та, кажется, не услышала вопроса.

— А-а-а, больно! Очень больно! Мама! Мамочка! — Девочка тревожно звала мать.

«Интересно, „мама“, которую она сейчас зовёт, это действительно я? Или это просто слово, которое привычно выкрикивают в подобных ситуациях?» — крепко сжимая влажную от пота руку дочери, Чивон поймала себя на неуместных размышлениях.

Вечером выходного дня в приёмном отделении скорой помощи всё было вверх дном. Им с трудом выделили койку в палате и сообщили, что надо будет немного подождать. Прошло больше десяти минут, а к ним так никто и не подошёл. Чивон отыскала интерна и на повышенных тонах пожаловалась, что её дочь уже более получаса лежит в палате без осмотра. Он пощупал живот дочери в нескольких местах. И хотя нельзя сказать, что он делал осмотр в спешке, но движения его рук показались Чивон нерасторопными, чем довели её до бешенства. На все вопросы, которые интерн пытался задавать дочери, та отвечала: «Не знаю». Она явно была не в состоянии поддерживать диалог. После того как пришёл результат анализа крови, ситуация резко поменялась. В палату поспешно вошла врач гинекологического отделения.

— Ребёнок скоро появится.

— Что? — переспросила Чивон, не понимая смысла сказанного. На её месте любой бы растерялся.

— Плод уже почти вышел. Срочно поднимаем её в родильный зал.

Чивон промямлила что-то про недоразумение. Последующие события она помнила как в тумане. Поми переложили на каталку и перевезли в родильный зал. Силы оставили Чивон. Она убеждала себя, что это просто дурной сон. Иначе ей было не справиться.

Когда дочь перевели в постродовую палату, она явно не была настроена на разговор. Поми лежала, отвернувшись к стене. А Чивон обеими руками настойчиво трясла её. Она сама не знала, хотелось ли ей обнять дочь или ударить.

— Почему ты ничего не сказала? Почему не рассказала мне?

Чивон была в отчаянии, а Поми лежала не шелохнувшись. Широкая напряжённая спина дочери была твёрдой как камень. В тринадцать лет она уже переросла мать. Раньше дочка часто повторяла, что надо бы сесть на диету, но вот уже некоторое время она перестала беспокоиться по этому поводу. Кажется, она начала взрослеть, чему Чивон втайне радовалась. Но теперь ей хотелось убить себя за то, что она не обращала внимания на подозрительные признаки. Если бы она догадалась хотя бы на месяц раньше, да нет, если бы она даже вчера сразу бы всё поняла, ситуация сейчас была бы не так печальна. Пусть даже эмбриону было бы не двадцать четыре недели, а все тридцать, Чивон бы увезла Поми хоть на край света, чтобы сделать ей операцию. Она бы навсегда избавилась от того, что томилось внутри дочери.