Действительно, она стала мне другом.

Семьёй.

И эта лавка навеки превратилась в наше тайное место, чтобы в редкие свободные дни, когда они не в вылазках или библиотеках, провести час-другой, глядя на горизонт и болтая о загадках Ила и тайнах Когтеточки.

Её, как и брата, интересовал мой предок. И они, ещё месяц назад я был готов сказать это — жизнь положили, чтобы его найти.

Я купил у старика мороженое, сел на нашу лавку, как обычно пустую в это время дня, и вкус пинком отправил меня в прошлое. Где жизнь казалась куда легче и понятнее, чем сейчас. Надо же. Стоит назвать себя глупцом за то, что с тех пор, как она с братом исчезла в Иле, я ни разу сюда не пришёл.

Надо при случае обязательно угостить Элфи.

Когда от вафельного стаканчика оставалась лишь жалкая часть, на противоположном краю лавки приземлился ворон. Один из тех, кто гнездятся вокруг собора Рут.

Большая, величественная птица наклонила голову и, ничуть не боясь меня, распушив перья, в несколько прыжков оказалась рядом. Никто в Айурэ не трогает воронов — всё-таки любимые птицы Одноликой, те, кто были с ней, когда создавался наш мир из теней хаоса. Те, кто заставили Сытого Птаха убраться за луну на веки вечные.

Я протянул ему остаток стаканчика. Секунд десять он изучал подношение, с достоинством, никуда не спеша, мол, не чайка же я дикая, затем аккуратно сцапал крепким клювом, отошёл и начал есть.

Я вытер липкие пальцы носовым платком, ощущая, как горло холодит призрак гнева. Точно мятный леденец.

Пагубная эмоция. Гнев никогда не приводил меня ни к чему хорошему, поэтому я с трудом прогнал его, прочь, как можно дальше. Рауса Люнгенкраута отличает терпение, так что не будем уподобляться дуракам.

Вздохнул, затем достал из кармана часы, нажал на кнопку, активируя пружину, отбросил крышку. Такое себе действие. И без него понятно, что Оделия опаздывает уже на два часа. А значит — не придёт на встречу, которую сама назначила.

Не знаю, что её задержало. Обстоятельства, которые она не могла никак изменить. Или передумала, пускай это на неё и не очень похоже. Но я испытывал некоторую степень… разочарования.

Ведь разочарование куда лучше, чем гнев, правда?

Но кроме разочарования, на меня сошло и умиротворение. Я был не менее доволен, чем ворон, доедающий вафельный стаканчик и озорно поглядывающий на меня, явно записав мою кандидатуру в сонм достойных бескрылых.

Умиротворение, потому что теперь я был свободен от множества обязательств и сдерживающих факторов правил приличия. Ибо теперь можно идти хоть по горящей земле.

Правда, стоит не забыть о страхах Рейна и, если дела примут крутой оборот, следует не попасть в клетку на корм чайкам.

Владелец «Пчёлки и Пёрышка» штопал некогда чёрный шерстяной плащ, порядком растерявший цвет, давно ставший серым. Я помнил эту тряпку, он надевал её ближе к зиме, когда в Айурэ холодало.

Иголкой работал неспешно, с ленцой человека, знавшего, что время пусть и скоротечно, но его это совершенно не заботит. Поэтому можно щуриться на яркое солнце, кивать проходящим мимо знакомым, поглядывать на девушек и думать о чём угодно.

— Моль, — сказал он, просунув палец в дырку.

— Выбрось его. И купи новый, — посоветовал я, остановившись, раз со мной начали разговор.

— Лёгкое решение. Скучное.

— Тут уже пять заплаток.

— Этот плащ мне дорог как память. — Смех. — Готовлюсь к мрачной погоде.

— Рано начал.

— Так я и шью не быстро. И не слишком аккуратно. — Критическим взглядом он оглядел первые стежки.

— Не пробовал попросить Тиа?

Собеседник искренне рассмеялся:

— Полагаю, её «восторг» от задания по рукоделию разгребать предлагаешь тоже мне?

— Кто кем командует в «Пчёлке и Пёрышке»?

— Я, — серьёзный ответ, — но кое-что лучше делать самому. Или научиться делать. А не нагружать своей ерундой людей, у которых по жизни другая задача.

— И избежать сурового взгляда прекрасных карих глаз управляющей.

— И избежать сурового взгляда прекрасных карих глаз управляющей, — с усмешкой подтвердил сосед. — Она рассказала мне о прошлой ночи и вашем с Элфи возвращении.

— Ага. — Объяснять я ничего не собирался. Пусть удовлетворится моим «ага».

Владелец таверны снова усмехнулся:

— Не мое дело давать советы уважаемому риттеру, но шалости с ритессами, у которых есть разгневанные родственники, никогда не доводили до добра.

— Твои домыслы не имеют основания.

— Мои домыслы сейчас опираются на ещё какое весомое основание, — парировал он, осторожно протыкая длинной иголкой толстую ткань. — Живое очаровательное основание, спешу заметить. Которое сидит за столом моего заведения и потягивает что-то из того многообразия, предложенного ей Ретаром.