Представьте, как лебедя внезапно засасывает в двигатель истребителя. Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй. Молниеносный хруст костей и длинных крыльев. Машинный рев. Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй. Лязг металла, треск перьев, разрыв связок, скрежет костей. Из двигателя вылетают кусочки клюва. Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй.

После этого представьте, как пилот эвакуируется из самолета, все еще привязанный к сиденью, как он взлетает в воздух, словно дрейдл [9] , со скоростью, весьма сравнимой со скоростью резиновой пули.

Слово «мэйдэй», вошедшее в употребление в Англии в тысяча девятьсот двадцать третьем году, но изначально позаимствованное от французов, происходит от фразы «venez m’aider», что значит «придите мне на помощь», и всегда повторяется три раза: мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй. Это не просто так: если произнести слово один раз, пилота могут не понять, но, если повторить трижды подряд, ошибка исключается.

Винтовка М-16, из которой стреляли в Абир, была изготовлена недалеко от города Самарии, в штате Северная Каролина. Самария – часто встречающееся название для многих деревень и городов по всему миру: их восемь в Колумбии, две в Мексике, одна на Панаме, Папуа – Новая Гвинея, Соломоновых островах, в Венесуэле, Австралии, Никарагуа и Анголе.

Самария – это также древняя столица Королевства Израиль.

Чтобы стрелять резиновыми пулями, на дульный тормоз штурмовой винтовки М-16 фиксируется металлическая труба. В трубе помещается до восьми пуль. Они приводятся в движение холостыми патронами, выпущенными из магазина винтовки. На внутренней стенке гильзы имеются надрезы, которые помогают пуле сохранить нужную траекторию. Надрезы сделаны в виде полос, как на карамельной трости, чтобы пуля вылетала из дула со спиральным вращением.

Сигнал «силанс мэйдэй», или тишина на радиоканале, остается до тех пор, пока не прекратится сигнал бедствия. Чтобы окончить тишину в эфире, радист повторяет по меньшей мере один раз «силанс фини», от французского «seelonce fini».

Франсуа Миттеран похоронен в Жарнаке на берегу реки, где он играл, будучи ребенком, – среди волн стелющейся болотно-зеленой травы, на которую ложатся тени от свисающих ветвей винограда.

Перед смертью его веки затрепетали, и он сказал врачу: «Я выеден изнутри».

На Абир была школьная форма – белая блузка, темно-синий джемпер на пуговицах, голубая юбка с шортами до колен, белые носки, синие лакированные туфли, немного потертые. Помимо браслета с конфетками, в ее коричневом кожаном рюкзаке лежали две рабочие тетради, три детские книжки, все на арабском, хотя Бассам и пытался научить ее паре-тройке еврейских слов, которые он сам узнал в юности, много лет назад, в тюрьме Хеврона, где он провел семь лет.

Сокамерникам нравился его спокойный нрав. Семнадцатилетний подросток, прихрамывающий на одну ногу, со смуглой кожей, подтянутый, сильный, молчаливый – загадочный тип. В столовой он всегда первым выходил вперед, когда приходили тюремные охранники. Хромота давала ему преимущество. Первые два удара дубинкой падали почти нехотя. Часто он оставался последним стоящим заключенным: самые жестокие побои еще предстояло испытать.

Бассам неделями лежал в лазарете. Врачи и медсестры вели себя еще хуже, чем тюремщики. От них воняло разочарованностью. Они толкали его, щипали, брили бороду, отказывали в медицинских препаратах, отодвигали воду, чтобы было невозможно дотянуться.

Самыми жестокими были друзы-санитары: они знали, насколько чувствительно арабы относятся к наготе, как внимательно за этим следят, насколько оскорбительно могут это воспринять. Они забрали у Бассама одежду, простыни, связали руки за спиной, чтобы он не смог ими прикрыться.

Так он лежал. Смотрел на потолок, на перфорированные плиты. Соединял дырочки невидимыми линиями. Играл в карты: бубны, пики. Что-то вроде солитера. Медсестер настораживало его молчание. Они ждали криков, жалоб, проклятий, обвинений. Чем дольше длилось молчание, тем больше было увечий. Он видел, что медсестры послабее стали нервничать. Ну, хотя бы, думал он, я не вылезаю у них из головы.

Когда Бассам заговорил, медикам стало не по себе: в его голосе сквозила непонятная невозмутимость. Он обучился искусству загадочной улыбки, но мог моментально от нее избавиться, сменив на пристальный взгляд.

Он слушал, как врачи беседовали в коридоре: у него все лучше и лучше получалось разбирать их иврит. Уже тогда он принял решение, что когда-нибудь обязательно на нем заговорит.

Прошел слух, что его назначили начальником тюремного подразделения ФАТХ. Он отпустил бороду. Побои стали регулярнее.

Ему исполнилось девятнадцать, когда у него недоставало двух зубов, была сломана пара костей, а в каждой руке установлено по катетеру для капельницы. Над койкой в тюремном лазарете висела камера: он ложился спать, отвернувшись к стене, чтобы никто не видел, как по ночам он плачет до потери сознания.

Дни, как хлеб, становились черствее: и ел он их без аппетита.

Спустя год после заключения, Бассам сделал расписание уроков. Английский. Иврит. История арабского мира. Законодательство Израиля. Падение Османской империи. История сионистского движения. Доисламская поэзия. География Ближнего Востока. Жизнь в Палестине во времена Британского мандата.

Знай своего врага, знай самого себя.