Шрифт:
Скинув одежду, оставшись в одной исподней рубахе, Настя шагнула вслед за барышней и, намыливая хрупкое тело кусочком ароматного мыла, осторожно спросила:
– Что вы знаете, Ефроксия Николаевна, о плотских утехах?
Фро ответила ей долгим взглядом и произнесла с достоинством:
– Я – не дура, Настя.
Перед глазами совсем некстати пронеслись воспоминания раннего детства, когда она впервые обнаружила существование этих самых утех. Она только что видела непонятное, в полумраке конюшни, среди охапки душистого сена. Возможно, это какая-то новая игра?
Фро дождалась, когда Аскольд вышел наружу, вытряхивая из волос застрявшие травинки. Дернув брата за руку, поинтересовалась:
– Что ты там делал, Коля?
– Подглядывала, маленькая чертовка, – брат прищурился весело и потянулся, как сытый кот.
– Ты вел себя очень шумно, – попыталась оправдаться девочка. – Мне стало интересно.
– Это весьма приятное занятие, Ева. – Аскольд посерьёзнел лицом, – Но, ежели кто-нибудь предложит тебе так поиграть, ты должна ударить его коленом в пах.
Фро была осведомлена об этом варварском способе самообороны. Она поморщилась, Коля явно чего-то недоговаривал. Ведь Дуня не ударила его коленом, судя по внешнему виду, ей все происшедшее пришлось по душе. Девочка бегом направилась к сестре: надо посоветоваться с Анетой.
Нета выслушала её сбивчивый рассказ внимательно, а потом беспечно махнула ручкой.
– Это называется еть-ся.
– Ты уверена? Какое-то странное слово.
Нета пожала плечами: она уже сказала все, что думала по этому поводу и добавить ей нечего.
Ефроксия вернулась во двор.
Аскольд сидел на траве рядом со своим братом-близнецом, зачарованно наблюдая за его проворными пальцами. Феофан плел из лозы кругленькую корзиночку.
– Это называется еть-ся, – не думая долго, оповестила девочка о своих вновь приобретенных знаниях.
– Ева! – Аскольд даже подпрыгнул на месте. – Ты меня конфузишь! Так не говорят.
– А что же ты там делал, братец? – Феофан хитро взглянул в растерянные глаза. – Неужто, предавался лобови? По-моему, Ева права. Ты занимался в сарае именно этим. Как там, девочка, повтори?
Фро с готовностью распахнула рот.
– Ева!!
Отчаянный крик и крепкая ладонь, опустившаяся на губы, помешали ей.
– Мы вновь вернулись к нашему спору о душевной чистоте и воздержании.
Брат продолжал удерживать девочку за лицо и интенсивно потряхивал при каждом слове. По всему было видно, что он сердился. Фро почувствовала себя созревшей грушей, которая должна вот-вот упасть вниз, на землю.
– По-моему, речь идет о чести, – Феофан был суров.
Девочка укусила душащую ладонь и сердито выпалила:
– Не надо меня обижать. Я ничего не расскажу тете, даже если ты сделал что-то нехорошее, Коля.
– Вот, пожалуйста, – глаза Аскольда округлились. – Ты со своей ханжеской моралью внушишь девочке отвращение к плотской жизни. Ева, в том, что ты видела, нет ничего плохого. Этим занимаются двое – муж и жена….
Марков запинался, подыскивая слова, понятные десятилетней девочке. Неизвестно, чем мог бы закончится этот монолог, потому как сам оратор вконец запутался, только Фро перебила его.
– Значит, ты женишься на Дуняше, – сделало своё заключение дитя.
Аскольд опустил руку, отпуская сестру, и ласково улыбнулся.
– Иди, Ева, поиграй с Анетой.
Уходя, Фро услышала, как он тихо сказал Феофану:
– Наверное, в твоих речах есть доля правды.
Ефроксия вздохнула:
– Наверное, мне нужно знать больше.
– Когда у вас были последние «крови»?
– Пять дней назад.
– Это хорошо.
Выслушав практические откровения няньки, Фро пожала плечами, удивляясь сама себе – её не пугала вероятность стать матерью и покрыть позором седую теткину голову. Уж этого она не допустит! О чем она и сообщила растревоженной Настасье.
– Чой-то вы задумали, барышня, нехорошее.
– Топиться точно не буду. Отвратительное это занятие – тонуть. – Ефроксия засмеялась беспечно и весело, уж очень она постаралась. Если сильно напугать Настю, побежит к Агафоклее Алексеевне, как пить дать.
– Обращусь к Феофану, – продолжила Фро, прекрасно сознавая, что никогда этого не сделает. – Помогать заблудшим, оступившимся душам – его святая обязанность…. А, может быть, пойду к бабке Христе.
Упоминание старой ведьмы заставило Настасью быстро перекреститься.