Это были обычные тёмные брюки. Как раз то, что нужно.

– Вот! То, что нужно. Спасибо, дед Анисим.

–А кофта-то есть? – спросил он, усмехаясь, – али голышом, в одних брюках побежишь для закалки?

– Нет, голышом не побегу, что людей пугать, – я засмеялся. – Кофта есть, и плащ с капюшоном на случай дождя.

Дед Анисим поглядел на чистое звёздное небо и хмыкнул.

– В балахоне да в темноте страха поболе нагонит, чем полуголый в брюках.

Я смутился.

– Да я в рюкзачок его и за плечи. Бег с нагрузкой очень полезен.

Дед прищурился на меня.

– Ну, и куды побежим-то?

– Ты что, тоже бежать собрался? – опешил я.

– А то, как же! Я должен быть завсегда рядом с настоятелем.

– Хорош, ерунду нести! – разозлился я. – Поздно уже. Ложись спать. Ты пожилой человек. Куда тебе бегать со мной? Всё! Спасибо за брюки. Буду поздно. А ты отдыхай. И не думай меня ждать. Узнаю, что ослушался – уволю! Моё слово верное, – я сердито посмотрел на него.

Часы пробили половину десятого.

– Ты понял меня, дед Анисим?

Дед стушевался. Может, и правда испугался, что я могу его уволить?

– Да понял я, понял. Беги себе куды хошь, если уж надо. А я спать пойду.

Я направился к двери, слушая, как он ворчит:

– Очень надо тебя караулить. Ночь давно. Спать пора.

– Спокойной ночи, – строго сказал я и прикрыл дверь.

Замер на секунду прислушиваясь. За дверью было тихо, и я быстро пошёл к себе.

Для конца октября ночь была необычно тёплой. Редкая рябь облаков пробегала по небу, и от этого казалось, что звёзды перемигиваются, сигналя друг другу. Ветра не было, а полная луна светила так ярко, что всё вокруг было видно, как днём. Я плотнее запахнул плащ, накинул капюшон от случайного взгляда и быстрыми шагами направился к гостевому домику.

Прошло уже несколько минут, как часы пробили десять, а у гостевого домика было тихо и пустынно. Я остановился, размышляя ждать или уходить, как услышал за спиной хруст камешка под чьей-то ногой, и резко обернулся. Из-за угла показалась тёмная фигура и стала приближаться. Лицо под капюшоном было не видно.

– Брат Фивий? – тихо спросил я и удивился своему напряжённому голосу. «Что это я? Боюсь, что ли?».

Человек остановился недалеко от меня и сдвинул с головы капюшон. Я увидел бледное лицо Фивия. Его глаза, обычно карие, сейчас при мертвенном свете луны были чёрными и лихорадочно блестели.

– Я, – отозвался он, – долго собираетесь.

– Извините, – пробормотал я.

Фивий кивнул.

– Ну что? Пошли? – спросил я. – Что вы хотели показать?

– Пошли, – ответил он. – Идите за мной. Только тихо. Старайтесь не шуметь, – он снова набросил на голову капюшон.

Я удивился, когда мы пошли не к мосту, а в противоположную сторону, вглубь монастыря. Вскоре я понял, что Фивий вёл меня к общежитию монахов. Мы подошли к длинному тёмному одноэтажному зданию. Только кое-где в его окнах дрожали отблески пламени свеч.

– Зачем мы сюда?

Фивий в ответ дёрнул меня за рукав и приложил палец к губам. Он не пошёл к дверям общежития, а свернул за угол. Здесь было совсем темно: луна ещё не перешла на эту половину неба. Между зданием общежития и монастырской стеной росли фруктовые деревья, среди голых веток я заметил редкие комки съёжившихся почерневших яблок.

На эту сторону тоже выходили окна келий.

«Зачем мы тут? Все спят давно. Первые читки чуть свет».

Фивий крадучись подошёл к первому окну, оно было на полметра выше его головы. Он остановился и прислушался. Достал что-то из складок плаща. Я подошёл к нему и одними губами спросил:

– Что это?

Он мотнул головой: не до объяснений сейчас. У него в руках я увидел небольшой прибор, даже два прибора, соединённых гибким тонким проводом. Привстав на цыпочки, он осторожно приложил один из приборов, на вид круглую тёмную пластмассовую коробочку сантиметров шесть в диаметре, к углу окна. Она была совсем незаметна в темноте, и тут же прилипла к стеклу.

Я удивлённо уставился на Фивия и подумал: «Что за шпионские штучки? Он что с ума сошёл?».

Фивий толкнул меня локтем в бок и показал вторую коробочку, которую держал в руке. Она была больше и имела квадратную форму, я наклонился, рассматривая её, и понял, что это экран. Вот на нём появились очертания кельи. Фивий увеличил изображение, и оно стало чётче. В келье было темно, только слабый свет шёл от стола. Я пригляделся. Там горела свеча, а за столом сидел монах. Я сначала не понял, что он делает, но, приглядевшись, увидел, что он жадно ест что-то из миски, торопливо вытирая рукавом рясы губы и озираясь на дверь.

Мне стало противно, и я зло зашептал Фивию на ухо:

– Мы что сейчас подсматривать за всеми будем?

Он хмыкнул, близко наклонился к моему лицу и едва слышно с насмешкой сказал:

– Какие мы нежные! Поглядите только. Так ты хочешь знать, что из себя представляют люди, когда их не видят или глазки будем закрывать и придумывать себе того, чего нет?

– Чего нет-то? Человек голодный. Это вам, брат Фивий, попенять надо, на то, что ваши люди голодные.

Фивий даже руками всплеснул от возмущения и зашипел мне в ухо: