Шрифт:
В письме было написано следующее:
«…Епископ, одетый в Белое («у нас было ощущение, что это был Святой Отец»), разные другие Епископы, Священники, монахи и монахини, восходящие на крутую гору, на вершине которой стоял большой Крест из грубо обработанных бревен, подобных стволам пробкового дуба с корой. Пред тем как достичь его, Святой Отец прошел через большой город наполовину в руинах и, трепещущий, нерешительным шагом, удрученный болью и скорбью, он молился за души трупов, которые он встречал на своем пути; достигнув вершины горы, стоя на коленях у подножия большого Креста, он был убит группой солдат, которые стреляли в него разными пулями и стрелами, и подобным же образом там умирали один за другим Епископы, Священники, монахи и монахини и разные светские лица, господа и дамы различных классов и положений. Под обоими плечами Креста были два Ангела, каждый с хрустальной кропильницей в руке, в которые они собрали кровь Мучеников и ею окропляли души, приближавшиеся к Богу».
В этом пророческом видении, как и в большинстве из них, будущие события представлены символами. И тем не менее в «Святом Отце» легко угадывается Петр Римский. Нарисованная в красках картина разрушенного города и массовой гибели его жителей говорит о том, что время действия – заключительный период Апокалипсиса, когда противостояние европейской цивилизации и мусульманского мира достигнет апогея. Наиболее вероятно, что процитированный фрагмент из третьего Фатимского пророчества повествует об очередной ожесточенной схватке между мусульманами и христианами, захвате Рима и кровавой расправе над его жителями, в результате которой погибнет и Петр Римский.
Евангелие от Иисуса
А теперь зададимся парадоксальным вопросом: почему Петр Римский «будет громить Престол»? Получается, этим заявлением Нострадамус противоречит сам себе, в одном и том же катрене предсказывая беззаветное исполнение Папой своего священнического долга и разрушительную деятельность, направленную против католической Церкви. Вопрос действительно непростой, поэтому начнем издалека – с Евангелий.
По сути, все христианские конфессии пользуются одними и теми же священными текстами, которые и являются основой догматов христианской веры. По мнению большинства ученых, достоверно установить, кто написал Евангелия, не удастся, но в этом вопросе Церковь более категорична, признав авторство священных текстов за апостолами и закрепив такое решение на Втором Ватиканском соборе. Однако видится маловероятным, чтобы события многолетней давности (наука утверждает, что Евангелия были написаны намного позже Распятия) могли быть воспроизведены их свидетелями в мельчайших деталях, а проповеди – почти дословно. Заявления Отцов Церкви, что авторы священных текстов были ведомы Духом Святым, как бы кощунственно это ни звучало, можно подвергнуть сомнению. Ведь если бы Дух Святой был не просто вдохновителем, а непосредственным участником написания Евангелий, дословно восстанавливая в памяти апостолов речения и притчи Христа, то тексты получились абсолютно идентичные, а Всевышний побеспокоился об их сохранности. Таким образом, до нас дошли бы четыре как на ксероксе воспроизведенных текста, чего на самом деле мы не видим. Нечто подобное можно и наблюдать в комментариях Святых Отцов, пытающихся интерпретировать наиболее трудные места Священного Писания. Однообразие здесь также отсутствует; и это притом, что в православии вся богословская мысль опирается на святоотеческие труды, которые по утверждению Церкви были также написаны под непосредственным водительством Духа Святого – источника информации, казалось бы, непогрешимого. Вместе с тем экзегетами не оспаривается мнение, что в работах Отцов больше разночтений, чем единства. Поэтому либо утверждение богословов о прямом руководстве Духа Святого в том и другом случае не имеет под собой реальной основы, либо при написании мемуаров и Высшие Силы не в состоянии уберечь от ошибок.
Однако поразительным совпадениям в Евангелиях можно найти и вполне земное объяснение: ведь много раз повторяющиеся речения и притчи Христа могли отпечататься в памяти его учеников на подсознательном уровне. Но, с другой стороны, вряд ли Иисус проповедовал настолько однообразно, будто воспроизводил все по однажды написанному конспекту. Кроме того, некоторые достаточно длинные монологи Христа были привязаны к текущему моменту, произносились однажды, а поэтому запомнить их дословно апостолы, не обладая уникальной памятью, физически не могли (например: монолог, посвященный Иерусалиму; апокалиптическое пророчество; обличение фарисеев и т. д.). Пытаться объяснить этот феномен отбором апостолов исключительно по наличию ими высочайшего интеллекта и памяти еще менее логично, поскольку диалоги Спасителя со своими учениками оставляют впечатление, что все его двенадцать последователей были людьми обычными.
Но, вопреки логике, не только проповеди Христа выглядят воспроизведенными под копирку; удивляет и то, что описание различных эпизодов из жизни Иисуса – а их немало – преподносятся евангелистами одними и теми же словосочетаниями. Идентичность некоторых фрагментов почти стопроцентная, и такое совпадение трудно объяснить случайностью. Знакомясь с этими местами Священного Писания, невозможно отделаться от впечатления, что авторы Евангелий вспоминают не пережитые события, а пытаются по памяти дословно воспроизвести один и тот же текст. Но может это действительно так! Ведь есть же гипотеза, что первоначально во всех христианских сообществах изучалось единое Евангелие (некий текст Q), которое было написано задолго до того, как на свет появились его четыре неудачных копии. Но если принять эту версию, то не уйти от вопроса, когда и при каких обстоятельствах это жизнеописание Христа могло появиться?
Давайте размышлять.
Предположить можно следующее. Наиболее вероятно, Благая весть была написана апостолами совместно с Иисусом сразу после Его воскресения, тем более что времени для этой работы было вполне достаточно – сорок суток. Совместно работая над текстом, Спаситель помог воспроизвести в тончайших деталях все притчи и монологи, а также некоторые эпизоды из Своей жизни, имевшие место в отсутствие учеников (например, допрос Иисуса первосвященниками). Вместе с тем нельзя исключать, что Иисус мог просто надиктовать воспоминания, а владеющие грамотой апостолы (например, Иоанн или Фома) их записали. Кроме этого, можно допустить, что Евангелия увидели свет мистическим, нерукотворным путем, материализовавшись в двенадцати экземплярах – каждому апостолу, уходящему на проповедь. Необходимость в жизнеописании Христа была настоятельная, поскольку вряд ли простые рыбаки донесли новое учение в необходимом объеме и с должной точностью. Вполне объяснимо, что вариант появления Евангелий сверхъестественным путем богословами никогда не рассматривался, поскольку официальная версия написания их апостолами всех устраивала, да и сам вопрос не был животрепещущим. Однако заметим, что гипотеза появления священных текстов подобным образом, на фоне чудес, явленных Иисусом при жизни, не кажется столь невероятной. А если учитывать, что целью воплощения Христа являлась не только демонстрация победы над смертью, но и проповедь нового учения, то однотипный письменный вариант обеспечил бы абсолютную точность его основных положений. Более того, такой вариант проповеди видится не только оптимальным, но и единственным, поскольку все, что Иисус пытался донести до страждущих исцеления, толпами ходящих за Ним, большинству было чуждо и неинтересно. И Христос это прекрасно понимал, с самого начала планируя рукописный вариант учения, твердо зная, что человеческая память ненадежна, что, в конце концов, не позволит сохраниться Его словам в веках. Таким образом, думать, что Евангелия при их удивительной идентичности были написаны стихийно, по памяти, участниками тех событий, по крайней мере, наивно; и, чтобы убедиться в этом, достаточно сопоставить первые три священных текста (от Матфея, от Марка, от Луки) с более поздним Евангелием – от Иоанна.
В разрезе рассматриваемого вопроса особый интерес представляет эпизод с омытием ног Спасителем своим ученикам. Несомненно произведший на апостолов неизгладимое впечатление, этот поступок Учителя отчетливо и навсегда врезался в память апостолов; но, несмотря на это, мы не находим упоминаний о нем ни у одного из евангелистов, кроме св. Иоанна. Удивительно! Не упомянуть хотя бы мельком, что Сам Господь мыл ноги им, простолюдинам! Странная забывчивость, не правда ли? Или еще. Яркая и продолжительная проповедь о «хлебе с Небес», произнесенная Христом в капернаумской синагоге (Ин. 6:48-58). Тогда она вызвала общее недоумение и массу вопросов и не могла не запомниться всем собравшимся, но, несмотря на это, кроме св. Иоанна речь Иисуса не упоминается ни одним из евангелистов. Факт сам по себе поразительный! Ведь очевидно, что насыщенная глубоким сакральным смыслом речь Иисуса не могла быть забыта учениками и как неотрывная часть учения обязательно нашла бы место в воспоминаниях каждого из апостолов. Мало того, вызвавший недоумение монолог Иисуса, в котором Он образно на примере хлеба и вина раскрывает духовную цель Своего нисхождения на землю, Учитель наверняка прокомментировал апостолам наедине, и тем не менее эта глубоко сакральная часть учения осталась «забытой».
Удивительно? Несомненно!
Только два этих примера говорят о том, что инициатива написания Благой вести, ее композиционное построение, сюжетная линия и перечень тем исходили не от евангелистов, а от Самого Учителя. Сам Христос определил, когда и в каком объеме донести свое учение миру; и первым на свет должен был появиться экземпляр «Евангелия от Иисуса» – так мы его назовем. Этот текст и послужил оригиналом, с которого по памяти были написаны его копии, ставшие впоследствии основой библейского канона. Наблюдая, как Евангелие теряет свой первоначальный вид, и, понимая необратимость процесса, св. Иоанн уже на закате лет пишет свой вариант Благой вести, существенно дополнив те жизнеописания Христа, которые ходили тогда среди христианских сообществ. При этом апостол, предвидя (или зная от Учителя) о печальной участи священного текста, не стал открыто излагать ту часть учения, которая в дальнейшем из Евангелий будет изъята, а уделил внимание только мистической и пророческой теме. Наиболее вероятно, что и Откровение, и Евангелие появились на свет почти одновременно, поэтому предупреждение о недопустимости внесения поправок в пророчество распространилось и на жизнеописание Христа, что позволило работам апостола дойти до нас почти без искажений.