— Добрый вечер, Любовь Степановна.

Зловредная соседка отреагировала именно так, как я и планировала: выпустив рукав мужчины, она круто повернулась ко мне.

— Простите, ей-богу, не хотела вас напугать, — я изобразила раскаяние, а боец быстренько просочился в мою квартиру.

Уф-ф. Вроде все уже внутри. Может, обойдется без эксцессов.

И тут я увидела Али, поднимающегося по лестнице с тяжелыми большими сумками, и топающего рядом с ним Кису. Мысленно застонала. Ну что за непруха-то?!

Меж тем, пока не заметившая новую потенциальную жертву соседка с недоверием оглядела меня: лицо, волосы, одежду. Потерла кончик носа и с сомнением спросила:

— Олька? Ты, что ль?

— А кто ж еще, — я будто случайно уронила сумку, без спешки подняла ее, отряхнула. — Совсем дорога вымотала, — пробормотала утомленно.

Зыркнув на знакомую вещь, баба Люба вновь осмотрела меня с ног до головы и подозрительно прищурилась.

— Три дня носу домой не казала, а явилась на ночь глядя, еще и толпу кавказцев притащила! Куда на тебя одну столько-то мужиков? А чего это с собой сотворила? Краше не стала. Волосы-то какие белые. Прям старуха древняя, — она презрительно фыркнула.

Какие мужики?! Что она несет?!

Усилием воли я погасила гнев.

— Вы правы. Три дня я отсутствовала: ездила в краснодарский арбитражный суд, — убрав упавший на лицо светлый локон, горько усмехнулась: — И верно подметили — на старуху уже стала похожа. Так вы же знаете, что о немощной матери забочусь. Оттого с шестнадцати лет и работаю как проклятая. Не ожидала от вас, Любовь Степановна, что начнете за это попрекать да ранней сединой тыкать, — шмыгнув носом, я прижала к груди портфель.

Обескураженная соседка растерянно потерла подбородок.

Выдержав паузу — играть уж до конца! — я с надрывом продолжила:

— С малых лет вас знаю, и всегда думала, что сопереживаете, уважаете за то, что дочерний долг исполняю, больную мать не бросаю. А выходит, вы меня потаскухой считаете, — горько хмыкнула, качнула головой, словно не веря, как такое могло произойти. — На гостя моего накинулись. Милицией грозили, за одежду его хватали. Неужели среди мужчин мальчика годовалого и женщин не заметили? А ведь у моих постояльцев беда. Большая беда.

Баба Люба вскинулась, собираясь что-то сказать, но внезапно передумала. Сжав губы, она нервно потерла руки.

Отлично. Надо дожимать.

— Вероятно, вам неинтересно, но на всякий случай скажу: беженцы они. Война — жуткая вещь. Близких людей, жилье потеряли. Ничего на родине не осталось. Надеялись в столице новую жизнь начать, а на вокзале их обокрали: все сбережения и документы стащили. Я обещала помочь. Они поначалу не поверили. Чужие, мол, люди, зачем, говорят, вам наши проблемы? Объяснила, что русские своих в беде не бросают. А вы… — расстроенно махнула рукой и принялась рассматривать потолок, словно сдерживая слезы.

— Из Чечни, поди, удрали, — пробормотала соседка.

Вот и замечательно. Толпа моих «гостей» удачно легализована. Любовь Степановна остальное сама додумает и за истину соседям выдаст.

Кстати, а как там князь?

Украдкой глянула на Гоева: тот вместе с зомби так же стоял на лестнице. Он, конечно же, слышал весь разговор. Надеюсь, понял все правильно и подыграет.

— Али, что же вы задерживаетесь? — позвала с мягким укором. — Ваши уже в квартире.

Баба Люба КГБ круто развернулась и бесцеремонно уставилась на горца. Тот моментально потупился, изображая смущение.

Пряча усмешку, я указала на нужную дверь, тоном гостеприимной хозяйки пригласила:

— Вы не стесняйтесь, проходите, пожалуйста, — и повторила фразу наставницы: — В тесноте да не в обиде.

Князь похлопал длинными пушистыми ресницами, улыбнулся Любови Степановне. А после потрепал пса по загривку и заявил:

— Вы безгранично добрый человек, Ольга. И я, и мои братья искренне благодарны вам за то, что не прошли мимо, протянули руку помощи. Но будет правильнее, если мы с парнями переночуем на улице, — Гоев нахмурился. — Четырнадцать человек в одной квартире — это чересчур. А нас еще и восемь взрослых мужчин. Ваша репутация не должна пострадать. Даже самый чистый душой человек может подумать про вас плохо.

Смутно догадываясь, что затеял этот безумец, я с возмущением произнесла:

— Али, ну о чем вы?! Мы же не в глухой деревушке! В большом городе нравы совсем другие.

— Боюсь, вы ошибаетесь. Пребывание в вашем доме посторонних мужчин вызовет кривотолки среди соседей. Вы согласны со мной, уважаемая?..

— Любовь Степановна, — величаво представилась моя соседушка.

— Али Павлович Гоев. Рад знакомству, — стоящий на ступеньке князь с непередаваемой грацией поклонился.

— Взаимно, — пожилая кокетка заправила прядку волос за ухо, стрельнула в красавца глазками. — Я прекрасно понимаю, о чем вы, — заявила важно. — А вот ваша юная спасительница… — она неодобрительно цокнула языком и с пафосом воскликнула: — Оля, о чем ты только думаешь?! Не бездомных ведь котят подобрала! Девочка ты добрая, но злые языки же без костей: коль болтать начнут, не остановишь! И горцы-то все как на подбор — высокие, плечистые. Того и гляди наши доброхоты тебя падшей обзовут!