Шрифт:
Девочка была ошеломлена моим решением. Она даже дар речи потеряла, лишь продолжала смотреть сердито.
– Клянусь, защищать Айкар ценой своей жизни! – твёрдо сказал парень.
Я серьёзно предупредил его:
– Если нарушишь клятву, я перегрызу тебе горло!
Хурхан, улыбнувшись, кивнул. Моё решение его устраивало. Затем он пододвинул мне тарелку с нарезанным мясом. Вот ведь соблазн какой! Нехотя я взял кусочек и положил в рот. Как его съел, даже не заметил. За ним последовал другой… Боже, какой божественный вкус!
Айкар настороженно наблюдала, как я с аппетитом уплетаю сырое мясо, потом села на своё место, что-то пробурчав под нос и взяв из своей тарелки недоеденное жаркое, стала есть.
– Хурхан, угощайся зайчатиной, – разрешил я.
– Наверно его Айкар поймала. Она будет сердиться.
– Не будет, бери.
Хурхан с опаской покосился на Айкар, которая делала вид, что наш разговор её не касается, затем потянулся к жаркому и отломил ножку.
Мой организм с благодарностью отнёсся к сырому мясу. Больше болезненных спазмов не последовало – это радовало. Но мне что же теперь всегда есть сырое мясо?
Словно прочитав мои мысли, Хурхан сказал:
– Не уверен, Кайлот, но наверно тебе теперь есть придётся только сырое мясо. Или ты должен научиться превращаться – третьего не дано.
«Весёленькая перспектива», – с огорчением подумал я.
Если кто-то из людей, к которым мы идём, прознает, что я не могу питаться нормальной пищей – это сильно осложнит нам жизнь.
– Превратиться я точно не смогу.
– Отец, не расстраивайся. Мы со всем справимся, обещаю, – утешающим голосом проговорила дочка.
Я положил в рот последний кусочек мяса. На смену голоду пришла долгожданная сытость.
– Вот что, друзья, – обратился я к присутствующим.
Но Айкар перебила, смерив Хурхана презрительным взглядом:
– Это он-то друг?
– Айкар, давай на время путешествия мы будем хорошими друзьями.
– Я не против, – поддержал мою идею Хурхан. – Никогда дальше нашего города не ходил. Уверен нас ждут захватывающие приключения!
– Я продолжу, что хотел сказать… – оба кивнули. – Так вот сейчас мы идём отсыпаться, а в путь отправимся ночью. Хурхан, надеюсь, не надо говорить, чтобы ничего здесь не ломал?
– Я и не собирался ничего ломать. А стул, – он глянул на груду щепок у входа, – его уже не восстановить. Я в лес унесу.
– Хорошо. После нас тут должен остаться порядок.
Закончив с наставлениями, я поднялся и отправился в соседнюю комнату, оставив кровать в этой комнате для Айкар.
– Я устроюсь в соседнем доме, – донеслись до меня слова Хурхана.
Айкар промолчала. Вскоре послышался скрип открываемой двери. Хурхан отправился искать себе пристанище.
В доме установилась сонная тишина.
К счастью, мне удалось немного поспать. Правда, сон пролетел слишком быстро, показалось, что я только и успел, что закрыть и открыть глаза. В комнате висели сумерки, а в животе недовольно заурчало.
Дочка хозяйничала у камина. Увидев, как я выхожу, сообщила:
– Отец, я варю тебе чай.
– Замечательно, а то что-то опять есть захотелось.
За столом сидел Хурхан, вырезая ножом на столешнице.
– Я же просил ничего не портить.
– А нет… я так… и не заметит никто.
Парень сунул нож в сумку и поднял на меня глаза. Мелькнуло в них любопытство, но я был слишком сонный, чтобы понять, что его во мне заинтересовало.
Я сел за стол, глянув на остатки жаркого. Вообще не хотелось.
Айкар, удерживая кружку толстыми прихватками, подошла к столу, аккуратно поставив её передо мной. Случайно посмотрев на меня, испуганно вскрикнула.
– Что? – встревожился я, понимая, что это я её чём-то напугал.
– У тебя глаз волчий и уши… – Хурхан не стал договаривать, лишь дотронулся до своих.
Его слова нашли подтверждение в глазах дочери.
Я потрогал уши… Шок – это то, что я испытал в первые секунды. Затем встал и быстро подошёл к настенному зеркалу, висящему у входа. Боже! На моей голове настоящие белые волчьи уши и левый глаз явно нечеловеческий, с жёлтым продолговатым зрачком. Сердце моё так и запрыгало в груди. Я почувствовал, как ужас расползается по телу холодной колючей змеёй.
«Не паниковать! – приказал я себе. – Здесь дети. Нельзя их пугать».
Глубоко вздохнув, я оглянулся. Оба с трудно скрываемым беспокойством ожидали моей реакции.