Она огрызнулась, мол, у них с Отто давно все нормализовалось, они стали просто друзьями, а я глуп, что ревную.

Согласен. Может я и ревную. Просто мне до сих пор непонятна причина, из-за которой Элла бросила здоровенного андроида, с которым встречалась почти три биомесяца. И легкость, с которой она сошлась со мной. Я понимаю, что я далеко не красавец, что моральных качеств у меня не много, что я простой стрелок. То есть я невольно задавался вопросом- а на сколько серьезны наши отношения сейчас и не бросит ли она меня с той же легкостью, как это было с Отто. Хотя, при той любви, которая дарила мне Элеонора каждую минуту со мной, я полагал, что пара недель в запасе у нас все-таки есть.

Чтобы скрыть неловкость, я слегка разозлился и начал цитировать капитана (тем более, что сам подходил к нему с вопросом -давайте я как-нибудь, кому-нибудь помогу, надоело, вот, ничего не делать):

– А что ты умеешь делать, стрелок? Твое бремя- пушка. А о «Горноморе» -ремонтные андроиды позаботятся. Профилактику завершила? Пушка в норме? Еще раз учебную тревогу захотела?

– Чё эт ты?
– совсем грубо спросила Элла.

– Да так, отмахнулся я.
– все равно завтра дойдем до ремонтной базы …торопись давай, а то в столовую опоздаем…

В этом бою «Горномор» лишился основного субсветового ускорителя -из-за повреждений в оболочке его пришлось экстренно катапультировать. Не считая несколько легких-с точки зрения техников- пробоин и «поцарапанный» Щит, артоп оставался в боевом состоянии. Однако, дальнейшее патрулирование отведенного нам участка было уже невозможным из-за низкой скорости. Поэтому, после нескольких сеансов связи с ближайшими мирами, Полосков разогнал нас на вспомогательных и, перейдя в энго, взял курс к ближайшему из них.

Со слов Петьки, второй помощник-навигатор, мы шли сейчас к Лепро-VII. Когда Петька объявил нам- стрелкам- эту новость все облегченно вздохнули. Лепро входила в Кислородный Альянс и это значит, что на время ремонта нам разрешат размять кости на Поверхности- у всех на памяти была Сайера, где мы были недавно. Налоги на фильтрацию углекислого газа сильно ударили по карману всего экипажа.

Но Петька ждал моей реакции- мы были с ним «земляками». И он и я были с Лепро. Только он был уроженцем этой песчаной планеты, а я просто гражданином. К его сожалению, я только пожал плечами. Петя не мог знать о том, что на «Второй Родине» я не был лет шесть, что я уже отвык от перенаселенных планет. Мне по душе спокойная, размеренная жизнь на артопе, с его искусственным микроклиматом, порядком и тишине по ночам. С Элкой.

Путь до планеты займет всего пять суток стандартного времени, как сказал капитан. В принципе, это нас устраивало- в энго нападение хо-дракц было невозможным, а вектор нашего пути лежал во внутрь Империи.

Для нас- стрелков- наступило затишье.

Плохо было то, что один из штурмовиков засадил нам в кромку Щита торпеду (Слава Богу- она не сдетонировала), но мы остались без отсека 4 -бис. То есть без камбуза.

Голодная смерть нам не грозила, так как наш корабельный повар Рено имел привычку держать консервный запас по всему артопу в самых немыслимых местах, порой удивляя нас неистощимостью этих запасов.

У Рено привычка- в любом порту набирать сверх положенного для артопа пайка консервы, дополнительные офицерские пищевые добавки, обезвоженные. молекулярно-сжатые, саморазогревающиеся брикеты всякой всячины. Зачастую- контрабандой, но с благословения капитана.

Тут была замешана какая-то фобия. Я слышал ходившие по артопу слухи, но на прямую спросить о странностях Рено у кого-то пока не решался.

Теперь наша «столовая» была маленьким закутком в машинном отделении. Идея собрать стрелков у себя под боком принадлежала Валере Петровичу-командиру машинного отделения.

–Во-первых, – у меня полно места. Во-вторых, – до вашей артиллеристской галереи- рукой подать, один переход с палубы на палубу. В-третьих, – в конце концов, когда мы еще сможем так легко посидеть, болтая между собой?

Из-за того, что Валера был почти всегда в самом сердце артопа (как в прямом, так и в переносном смысле)– в самом закрытом, самом защищенном, и в самом скучном месте во всем артопе. Там, где находилось то, что делало простой тихоходный звездолет настоящим звездным прыгуном, покорителем пространства и измерений- энгоновый леброкс.

Поэтому Валера начал писать картины. В начале с помощью стило, позже- прикупив в каком-то порту- вискарными стержнями на пластмассовых листах.

Темой для его картин были наши рассказы. Он с удовольствием слушал наши разговоры, что-то расспрашивал, что-то уточнял, чтобы потом неспешно перенести услышанное на плоский лист. Это утоляло его информационное голодание, которое испытывает каждая творческая личность, находясь внутри машинного отделения. А Валерий Петрович таковым являлся.

Он служил восемнадцать лет в Космофлоте. Он знал свое машинное отделение как свои пять пальцев. Он, полагаясь только на слух, мог определить точное напряжение в гуранговых ресиверах, на «пульс» прослушивал центрифуги, по мельканию бликов определял разнобои в гироскопах. В добавок к этому- он знал тысячи разных историй, свидетелем которых приходилось быть или ему, или его сослуживцам. Иногда он рассказывал их нам. Но чаще- рисовал.