— Да ты погоди всё на корню-то рубить! — вмешался мой отец. — Может у них ещё всё наладится! Помолвка ведь ещё в силе? — вопросительно смотрел он то на меня, то на Марка.

— Ничего у них не в силе, — досадливо махнул рукой Эдуард Игнатьевич. — Обманули они нас самого начала. Но мы сами виноваты, слишком насели на них со своими планами.

— В смысле обманули? — изобразил отец удивление.

— Ой, да ладно тебе, — опять махнул рукой его друг. — Хорош прикидываться. Ты ведь знал наверняка или подозревал, что не хотят наши дети быть вместе. А мы не должны их заставлять. Неправильно это.

— Совсем ты размяк со своей болезнью, — с горечью вымолвил мой отец. — А как же наше объединение?

— А что не так? Объединение идёт полным ходом. У тебя будет пятьдесят процентов акций, у Глеба и Светланы по двадцать процентов.

— Что-о-о-о?! — возмутился мой отец, скривив лицо. — Мы же договорились, что мне будет восемьдесят процентов! А уж потом, я всё оставлю нашим детям и внукам, когда они научатся управлению.

— Прости, планы изменились, — развёл руками отец Марка. — Либо разделим акции таким образом, либо никак.

Приняв более деловую позу — сцепив руки в замок на столе, пожилой мужчина кивком подал нотариусу знак, читать дальше.

Услышав своё имя, Марк застыл, боясь услышать неутешительный вердикт, что его лишили всего.

По завещанию отец решил оставить ему лишь этот дом в Лондоне и такую сумму на счету, на которую он сможет беззаботно прожить примерно пять лет. А дальше, всё зависит от него самого. Если наберётся ума и закончит учёбу, сможет устроиться на приличную работу и зарабатывать себе на жизнь. А если нет, то деньги когда-нибудь неизбежно закончатся и дом этот придётся продать.

Ну а дальше, нотариус зачитывал ещё имена слуг, которые долго работали у Эдуарда Игнатьевича, им он тоже завещал по приличной сумме вознаграждение.

Марк схватился за голову и начал нервно смеяться.

— Я так и зна-а-а-ал, — простонал он. Подняв раскрасневшееся лицо, посмотрел на меня безумными глазами и тихо прошептал: — Ненавижу тебя.

— Возьми себя в руки, — сделал ему замечание отец.

— Да пошёл ты! — крикнул ему в запале сын. — Чтоб ты сгорел в аду!

Поднявшись из-за стола, недо-жених схватился за скатерть и резко дёрнул её, бросив на пол. Естественно вместе с тканью со звоном полетела и вся посуда с едой.

Лаура, стоя в стороне, с широко открытыми глазами смотрела на действо её работодателя.

Этим Марк не ограничился. Он протиснулся между охранниками, которые, услышав шум, мигом прибежали, и быстрым шагом отправился в гостиную, где начал устраивать настоящий погром.

Крушил всё, что попадалось ему на глаза, особенно доставалось мебели и зеркалам.

Охранники вопросительно посмотрели на хозяина.

— Не трогайте. Пусть пар выпустит. В конце концов, это всего лишь вещи, — проговорил Эдуард Игнатьевич.

Все терпеливо ждали, когда мой недо-жених выпустит пар и успокоится. Полина сидела вся сжавшись и от каждого грохота тихонько вздрагивала и моргала. Скорей всего у неё возникли неприятные воспоминания, учитывая её тяжёлое детство. Все остальные были хоть и напряжены, но чувствовали себя более уверенно.

Вот только Лаура не смогла терпеть происходящее — шевеля своим грузным телом, она быстро удалилась. А потом, когда Марк всё-таки выдохся и уставший присел на искромсанный осколком от зеркала диван, в гостиной появилась служанка, переодетая в простой спортивный костюм и везущая за собой два чемодана на колёсиках.

— Она что, уходит? — сказал вслух мой отец, то, что все подумали.

Марк, увидев свою сбегающую прислугу, встрепенулся и произнеся:

— Лаура, нет, только не ты! — бросился к ней, догнал и повис у женщины на шее, всхлипывая, как маленький ребёнок.

Лаура что-то ласково говорила ему на итальянском и поглаживала по спине, а он ей отвечал сквозь слёзы, опять же, как маленький мальчик, который боится отпустить маму.

Смотреть на эту сцену без сочувствия было невозможно. Полина начала плакать, а на Эдуарде Игнатьевиче лица не было.

— Как же я виноват перед ним, — тихо проговорил он и снова обратился к нотариусу: — Давай и этой милой женщине тоже что-нибудь оставим. Быть вместо матери таком оболтусу не каждая бы смогла.

Нотариус согласно кивнул и озвучил предположительную сумму, которую можно перечислить на счёт итальянки.

— Отдайте Марку мою долю, — произнесла я, не выдержав психологической нагрузки, что навалилась на меня в виде неожиданного наследства. — Так будет справедливей. Ведь я Вам всё-таки никто.