– Есть… - сержант поднялся и, пройдя несколько десятков метров, позвал: - Товарищ майор…

Юра приподнялся и, пригнувшись, подошёл к сержанту, слыша, как за спиной его догнал Ганжа.

– Семёнов, - сказал сержант. – Не дышит…

В окопе, в положении сидя, находился боец из передового дозора. Его голова уткнулась в грудь.

– А вот и Ларец, - сказал сержант, перейдя в соседний окоп. – Тоже двести.

Трофимов взял в руки рацию.

– «Шеф», «Востоку»!

– На связи.

– Что там, на левом фланге?

– Далековато, но так, в общем, пятен не вижу. Вас вижу.

Со стороны Золотого Сада раздалось два миномётных хлопка.

– Выход, - вскрикнул сержант.

Все трое спрыгнули в окоп с убитым, пытаясь уместиться в нём, укрыться от летящих мин. Первые две мины упали ближе к правому флангу. Несколько следующих легли вдоль лесопосадки, демонстрируя хорошую натренированность миномётных расчётов. Разрывы приближались к укрывшимся.

– Валим, - предложил сержант.

Выпрыгнув из окопа, все побежали из лесополосы в поле, полагая, что обстрелу будет подвергнута именно лесопосадка, откуда только что ушла диверсионная группа. Спустя несколько минут они завалились в окоп дежурной огневой точки, до которой сержант успел предварительно докричаться, ещё на бегу.

– Связь с ротным, - попросил Трофимов дежурного пулемётчика. – Живее!

Тот по полевому телефону ТА-57 вызвал дежурного на командном пункте роты и попросил командира роты. Вскоре в окоп спрыгнул Свиридов.

– Что случилось?

– Гриша, - Юра махнул рукой в сторону противника. – У тебя дозор вырезали. Начисто. Я только что нос к носу столкнулся с хохлами, и я тебе признаюсь – принял их за своих. Даже разговаривал с одним. Я не знаю, почему они меня не хлопнули.

– Весь дозор? – уточнил Свиридов.

– Мы видели двоих.

– Ты слышал чего-нибудь?
– лейтенант повернулся к дежурному пулемётчику.

– Выстрелов не было слышно, - ответил тот. – Хотя хлопки были, я подумал, что топором по дереву бьют.

– Походу работали оружием с ПБС, - сказал Юра. – У тебя дозор там всегда спит?

– Товарищ майор… - лейтенант состроил обиженное лицо. – Не наговаривайте.

– Я тебе конкретный вопрос задаю…

В темноте ночи Трофимов увидел, как испуган лейтенант. Очевидно, однообразие боевой жизни роты, хоть и приносящее порой потери от обстрелов, настолько расслабило личный состав, что даже командир сейчас не мог до конца поверить в произошедшее.

Миномётный обстрел закончился. Вражеские миномётчики не стали переносить огонь на передовые окопы окраины Трудового.

– Это их месть, - сказал Свиридов. – За убитых вами солдат…

– При нормальной организации службы, - Юра придал своему голосу жёсткости, - ничего подобного произойти бы не могло. Дозор должен был их обнаружить и уничтожить.

– Это всё слова, - отмахнулся лейтенант. – Вы правы, конечно. Но в реальных условиях у меня не хватает людей на выставление всех постов, на смену дежурных подразделений, я полусотней людей решаю задачи батальона. Если бы я мог, я бы давно уже разорвался, чтобы быть и тут, и там, и вон там. Но я один. И людей у меня не много. А люди и отдыхать должны, и есть, и, простите, надобности свои естественные оправлять, и в бане мыться должны. Я вполне допускаю мысль, что там, в дозоре, они делили время, и спали по очереди.

– Или все сразу, - предположил Трофимов. – Иначе бы их вот так легко не перебили. Никто из них не успел выстрелить в ответ! Никто!

***

Утром в Трудовое прибыл майор Каренин из военной контрразведки. По своей службе он обеспечивал мотострелковую бригаду, и Юра был с ним давно знаком – пользуясь этим обстоятельством, Каренин попросил Трофимова прикрыть его работу на переднем крае.

Ночным наблюдением было установлено, что противник покинул позиции своего передового дозора, что исключало стрелковое противодействие, но не исключало воздействия вражеской артиллерии. Выполняя просьбу контрразведчика, Юра прошёл вместе с ним к позициям дозора, и пока тот осматривал тела погибших, изготовился для стрельбы. Десяток человек, выделенные Свиридовым, постепенно накопились в средней части позиции и ждали команды на начало работ по выносу убитых. Бойцы рассказывали анекдоты и ржали на всю округу.

– Ну-ка, заткнулись там! – крикнул Юра после слишком уж громкого взрыва смеха.

Если бы противник, как обычно, занимал соседнюю лесополосу, он совершенно точно услышал бы этот хохот.

После окрика смех стих, а Юра про себя подивился человеческой натуре: вот она, смерть рядом, погибли их боевые товарищи, в любой момент может погибнуть любой из них, но перегруженная страданиями человеческая психика отказывается скорбить и печалиться, находя для своего равновесия самые незначительные причины для смеха. Например, полагая смерть уснувших товарищей достаточно остроумной шуткой, способной рассмешить оставшихся в живых.