– Простите, вы не представились…

Резким движением Вильгельмина стянула перчатки и бросила их на пол. Затем развернулась к фрейлине и пристально посмотрела ей в глаза. Подобное считалось грубым нарушением этикета, но оскорбление требовало достойного ответа.

– Баронесса Экроф, – важно расправила плечи придворная дама.

– Так вот, баронесса, это было в первый и последний раз. Я не потерплю подобного обращения.

В горле баронессы что-то булькнуло. Вытаращив глаза, она смотрела так, будто повстречалась с самой Эрато.

– И комната эта мне не нравится, – наморщив нос, продолжила Вильгельмина. – Тесная, напоминает коморку для слуг. Я намерена расположиться в покоях моей матери.

– Где? – хрипло переспросила фрейлина.

Лицо ее пошло пятнами, грозя сравняться по цвету с бордовой отделкой платья.

– У вас плохо со слухом? В покоях моей матери. Или их подарили какой-нибудь фаворитке моего?..

Вильгельмина так и не смогла подобрать нужное обозначение для Руперта. Не отец и не отчим, всего лишь первый муж матери.

– Какая наглость! – придя в себя, баронесса перешла в наступление. – Вы при дворе из милости и уж точно не можете ничего требовать, равно как и ваша мать. Особенно в такой час, когда все наши помыслы обращены к его величеству.

– А что с ним случилось? – живо поинтересовалась Вильгельмина.

Обойдя спальню по периметру, она присела на затканное гобеленом кресло. Непривычно мягко, ничего не врезается в спину.

Фрейлина метнула на нее полный негодования взгляд.

– Как, ваша мать не соизволила сообщить вам? Хотя чего ожидать от блудницы!

Кулаки Вильгельмины сжались, но, задержав дыхание, она позволила баронессе продолжить: нужно выяснить, что происходит. Девушка почувствовала неладное сразу же. Шептались не только о ней – во дворце стояла гнетущая атмосфера. Все говорили в полголоса, еще и свеча эта… Толстая, с человеческое запястье, она горела под особым колпаком в тронном зале. Вильгельмина видела ее мельком, издали, но запомнила.

Фрейлина ограничилась туманным:

– Его величество болен.

– Я обязательно помолюсь за дядю, сразу же, как устроюсь. Мамины покои?..

– Вы останетесь здесь, – отрезала баронесса и велела служанке разобрать дорожный сундук. – Такова воля его величества. Его величества Леопольда Второго Славия, а не вашего дяди, как вы изволили выразиться. Во избежание проблем, уясните с самого начала: вы леди Майенская и не имеете никакого отношения к королевскому дому, потому как рождены вне брака от человека низкого происхождения. В связи с этим вы обязаны делать реверанс перед всеми членами семьи Славиев, называть их исключительно «ваше королевское величество», «ваше королевское высочество» и так далее. Так же вам надлежит делать малый реверанс перед обычными герцогами, маркизами и графами, а всех прочих первой приветствовать легким наклоном головы.

– А со слугами мне тоже первой здороваться?

Пальцы Вильгельмины барабанили по плечу.

Соткать бы из теней крылья и хорошенько напугать эту напыщенную даму!.. Увы, положение Вильгельмины при дворе оказалось несколько иным, нежели она ожидала, придется подождать. Ничего, она быстро все исправит.

– Нет, этого не требуется.

Странно, баронесса восприняла ее вопрос всерьез, будто допускала подобную возможность.

– Отлично!

Вильгельмина скинула стоптанные туфли и затолкала их под кресло, чтобы лишний раз не позориться. Хвала старомодным юбкам, за ними можно спрятать что угодно, не то, что за столичными! Девушка сразу обратила внимание, в Лациуме одевались иначе, нежели в Майене, даже пожилая фрейлина не носила жестких воротников. Ее наряд состоял из распашного полосатого платья с многочисленными пуговицами на лифе и нижней юбки, оставлявшей открытыми носки туфель. Довершал образ кокетливо повязанный на шее шарфик с брошкой в виде пяти роз – гербом Эланда. Чуть ниже, на левой стороне груди, был приколот фрейлинский шифр с буквой «И».

– Если вам что-нибудь понадобится, слуги в вашем полном распоряжении.

Посчитав свою миссию выполненной, баронесса степенно выплыла из спальни.

– А тут ничего. Красиво!

После ее ухода Вильгельмина сбросила маску, не скрывая восторга, ощупала перину, понюхала свежие цветы в вазе, даже выглянула в окно. Из него открывался боковой вид на парк – все не вонючая Рыночная площадь.

Туфли по-прежнему сиротливо валялись под креслом.

– Да что вы, элафа, после Майена вам наверняка тесно.

Может, эта комната и не больше ее прежней спальни, но уж точно уютнее. Один палисандровый столик чего стоит! Как красиво, наверное, в покоях членов королевской семьи…

Закусив губу, Вильгельмина отвернулась, чтобы служанка не видела исказившей ее рот гримасы.

Интересно, кто занял прежние покои матери, достались же они кому-то.

И снова бастард… Проклятое слово преследовало Вильгельмину повсюду, даже прелат майенского собора относился к ней сдержанно, по-особенному. Сначала девушка полагала, дело в ее даре, но нет, священнослужитель о нем не догадывался. Зато однажды она подслушала разговор, в котором прелат именовал ее дитем греха. Формально все верно, Вильгельмина появилась на свет до официального заключения брака. Развод – вещь для высшей аристократии почти немыслимая, позорная, Кристина Августа прожила с возлюбленным четыре года, пока наконец не стала свободна.