Шрифт:
– Даже съесть кусочек мяса. Но для этого тебе придётся предоставить мне о-очень вескую причину. Или какой-то подарок взамен, – ответил он и нагло подмигнул, поигрывая бровями.
Вернувшись из Египта, Эфиноя взялась за учёбу, чтобы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей и образов, преследовавших её во снах. Не один раз она возвращалась в тот день, когда тёплая кровь, хлынувшая из горла ещё живого человека, окропила её дрожащее тело.
Кровь человека. Такого ужасного, и всё же человека.
Успокаивала лишь мысль, что она сделала это не своими руками. Однако без её участия подобного бы не произошло. И какие бы оправдания она не искала, чувство вины жгло её изнутри.
Бывало, и Осирис заглядывал в её сон. Но скорее, как призрак прошлого, чем он настоящий. Проблема в том, что не было разницы, реален бог или нет, потому что он каждый раз, как в первый, душил её своей большой тёмной рукой, настаивая на её смерти.
Когда она уехала из Египта, его тень оставила девушку. Так она думала поначалу. И пусть он возвращался только образом, легче от этого не становилось.
Эфиноя понимала, что Осирис не настоящий лишь потому, что она не владела собой во сне. И, просыпаясь, забывала его отдельные части. При присутствии реального бога ощущения были иными. В те разы она чувствовала его силу и величественность. Однако даже его призрак пытался мучить её и шептал, что по её вине умер человек. Разве истинный бог стал бы беспокоиться на этот счёт? Таким, как он, должны быть безразличны смертные и их жалкие жизни.
Близились экзамены, и подготовка занимала большую часть свободного времени Эфинои. Родители находились в экспедиции в Каире. Она попросила их разузнать на счёт местных университетов. Мысль о возвращении «в страну великого Нила», как часто отзывался о ней Ричард, за что она его упрекала, ведь так же говорил и Тахос, не покидала её голову. Хотелось лучше узнать родную культуру. Снова побродить по жаркой пустыне, несмотря на палящее солнце и душный воздух. А ещё вернуться в Луксор. Но для этого должна была найтись более веская причина, на подобии университета, а не та, которая у неё имелась.
Анкель и Беатрис больше не тревожились. По крайней мере, настолько, насколько раньше. Все карты были раскрыты. То, чего они боялись, обошло стороной их дочь.
Она так и не рассказала им всю правду. Объяснила вкратце, что сбежала сама. Вроде как, нашлись люди, которым она заплатила из личных сбережений, и они помогли ей доехать до Дрездена. А оттуда она вылетела в Египет.
Документы, что остались дома, были хорошей копией, которую она оставила специально для родителей, чтобы они не узнали о том, что она покинула страну. Естественно, за такое тоже нужно было платить. Возник вопрос, откуда у неё столько сбережений, потому что такая поездка вместе с копией паспорта не могла стоить дёшево. Девушка соврала, будто бы добавила к своим деньгам средства, которые появились из-за продажи золотого кольца Лиссы, забывшей его дома. Легенду она придумала заранее, зная, что старшая сестра действительно оставила кольцо, и по прибытии Эфиноя его спрятала, чтобы они ни о чём не догадались. А ещё пришлось пообещать Лиссе, что она выкупит её кольцо позже. Потому что, если об этом узнают бабушка с дедушкой, они Эфиною больше на порог не пустят. По правде говоря, она и не стремилась снова с ними видеться, и всё же пообещала вернуть украшение, чтобы снова не портить отношения с семьёй.
По её рассказу, она, прибыв в Египет, посетила там Луксор. Хотела посмотреть, как местные живут. К тому же, город был расположен довольно близко к Абидосу.
Там она завела новые знакомства, с помощью которых нашлась информация о её биологических родителях. Посетила тот самый храм. Однако никаких трупов и, как думали родители, «сектантов», там больше не было. Вроде как власти с ними разобрались ещё до её появления в Абидосе. А об этом ей рассказал местный мальчик, игравший с ней в детстве. Они познакомились, когда она искала, где переночевать. Точнее, встретились снова. Он узнал её имя и вспомнил по шраму на руке.
Частично выжженый шрам Эфиноя старалась прятать и постоянно носила одежду, скрывающую его.
Конечно, такой поток информации выглядел не слишком правдоподобно. Особенно учитывая её замкнутость по отношению к чужим людям. Но родители были так рады её возвращению, и тем, что всё обошлось, что согласились больше не поднимать эту тему, если не хотят, чтобы она припоминала им тайну, которую они, как оказалось, зря скрывали всю её жизнь.
Ложь родителям ни капли не мучила совесть Эфинои. Они сами виноваты, что так долго пытались скрыть от неё её прошлое. Всю жизнь они твердили, что незнание будет для неё безопаснее. Поэтому она решила, что и семье Вальтер стоит немного пожить в неведении. Поверить в придуманную историю. Ради их же безопасности. Чтобы сохранить здравый рассудок, ха! И ради того, чтобы они не говорили ей потом, что были правы, и ей не стоило туда ехать.
Потому что, несмотря на произошедшее, они не были правы, как считала Эфиноя. Ей нужно было со всем разобраться. Даже ценой чьей-то жизни. Ведь от раскрытия тайны зависела её собственная жизнь. Если бы она не искала правду, её бы забрали насильно. В таком случае, перемещением бы занимался не Адиль. Исет с меньшей вероятностью спас бы её. И тогда, возможно, ей бы никто не успел помочь. Она была бы мертва. Как, вероятно, и половина населения Египта.
Лисса была более подозрительна, чем родители. Она выпытывала у неё правду. Эфиноя же только раздражалась в ответ. Она не собиралась докладывать сестре, что произошло на самом деле, потому что не могла ей довериться. Не после того случая, когда Лисса всё выдала родителям. Не после всего.
Эфиное всегда казалось, что они очень близки с сестрой, но на самом деле она никогда не рассказывала ей о чём-то личном. Потому что даже раньше она видела в Лиссе послушную девочку, которая ничего не скрывает от родителей. Было проще довериться Ричарду, чем родной сестре. И после её последнего предательства Эфиноя поняла, что всё делала правильно, поэтому и в этот раз Лисса не должна была узнать правду. В таком случае узнает всё семейство Вальтер.
Девушка пока не была уверена в выборе страны, в которую поедет учиться. Однако оставаться в Германии совсем не хотелось. Нужно было сменить обстановку.