Шрифт:
Переоценила себя.
Папа был прав. Не дотягиваю я. Ни до чего.
— Хорошего дня, Савелий Вениаминович, — чеканю. — Сотрудничество не удалось, но что ж… Провожать не надо.
— Мара, — мужчина выдыхает растерянно. — Ты куда?
— Я не терплю, когда условия нарушаются. Но сама виновата. Честности от тебя ждать не стоило.
Подхватываю сумку. Двигаюсь к выходу, заставляя себя идти плавно, а не бежать. Хотя мне хочется как можно быстрее оказаться на свободе.
Я тут задыхаюсь! Кожу разъедает, ядовитыми парами всё уничтожает. Железный каркас, которым я городилась, который вырастила… Трещит со скрипом, разлетается.
Я могу сколько угодно храбриться…
Но по факту — я всё такая же слабая, как во время развода. В нашем браке.
Я могла гордиться, что в работе всё получается. Что такая классная и уверенная…
Но где касалось чувств — оголённый нерв, и разряды двести двадцать по нутру.
— От меня? Честности? — летит в спину с презрением. — Тебе ли обвинять, Мара?
— Не мне?! — я резко оборачиваюсь, крючок срабатывает. — Я не честная? А куда твоя любовница с ребёнком делись?! А?!
— Любовница?
Савва медленно поднимается. Выгибает бровь, словно не понимает, о чём я говорю.
Почти искренне. Почти готова поверить.
Если бы не самоличное признание Дубинина, я могла бы повестись.
— Ради которой ты меня бросил, — напоминаю, игнорируя боль в груди. — От которой ты так хотел детей, Савв. Поэтому… Ложь свою заканчивай.
— Не лгу. Я обещал тебе честность сейчас. Я слово держу.
— Тогда что? Оказалась обманщицей? Повесила на тебя чужого ребёнка, но не прокатило?
— Нет, Мара. Такое со мной только раз случалось.
— А Ляля? Не твоя дочь тоже?
— Не моя. Там всё запутанно, но к ней я не имею никакого отношения. Как я и сказал, — сжимает челюсть, сверлит. — Детей у меня нет.
Но…
Я…
Разум сбоит. Ни одну мысль до конца не выдаёт. Всё смешивается.
Я пытаюсь выхватить важное. Разложить по полочкам.
Первое, важное, зудящее в мозгу. Детей нет. Савва на это упирает. Искренним тоном произносит.
Он не знает про Кирилла. Возможно, сомневался. Может, думал, но после убедился в обратном… Плевать!
Так плевать, Господи! Главное — не знает.
Второе — Ляля не его дочь. Его падчерица? Нет, тогда бы он всё равно говорил по-другому. Парень моей подруги её детей своими называет, и ничего. А тут…
Не его. Ладно. И Кирилла отрицает, и Лялю. Отлично.
Третье…
Я не знала много о прошлых отношениях Саввы. Он был у меня первым, сам — не распространялся.
«Только раз случалось».
Это он про кого? Если не про ту любовницу… Ну, не про меня же, в конце концов!
Ох-ре-не-ть.
Про меня.
Как смотрит. С интересом и злостью, щепоткой презрения, тонной ненависти. И многие его слова…
Про меня?!
Моя челюсть едва не падает на землю. Ловлю её, чтобы не выдать растерянности. Перевариваю.
— Тогда кто такая Ляля? — я справляюсь с эмоциями, прислоняюсь к дверному косяку. — Ты кажешься на всё готовым ради неё. Ради чужого…
— Ляля не чужая, просто не моя дочь. Я знаю Наташу давно, один… — ослабляет галстук. — Один близкий человек попросил присмотреть за ней. А Лялю я едва не с пелёнок знаю, так что…
— О. Ясно. Ну… Удачи с поиском донора и всё такое.
— Это всё, что ты хотела узнать?
— Да.
Я хмыкаю. Не до конца уверена, но больше не выдержу. Мне хватает того факта, что моего ребёнка Савва использовать не будет.
В голове чехарда из-за догадки… Я столько всего представить сумела. Особенно после того, как узнала про больную Лялю.
Невольно оправдания Савве придумывала. Что может он знал о болезни дочери (упустим измену), поэтому так отправил… Знал, что это несёт риски. Хоть какое-то адекватное объяснение.
А получается…
Решил, что я изменила? Или всё-таки не обо мне речь?
В любом случае выяснять и разубеждать я его не планирую.
У Саввы было много времени, чтобы самому узнать правду…
Как-то плевать. Действительно — плевать.
Но отпускает. Немного отпускает, если честно.
Я думала, что где-то моя ошибка закралась. Я виновата.
Отталкивала это, на подсознании хранила. Но всё равно не могла отпустить ситуацию.
А теперь…
Камень с души, тянувший мою самооценку вниз.