Шрифт:
Глава 27
— Вы можете сформулировать свой главный страх? — уточняет психолог. — Что из всего — пугает вас сильнее всего?
— Я не знаю. Это…
— Марьям, тут нет правильных или неправильных ответов. Лишь то, что вы чувствуете.
Я усмехаюсь, отворачиваясь к окну. Конечно, разговоры со специалистом не волшебная таблетка. И не ответ на все вопросы.
Выйдя из кабинета — я не стану другой. Но это способ выговориться. После меня будут другие клиенты, психолог не будет осуждать.
Все встречи ограничены четырьмя стенами, где можно быть собой.
И я понимаю, что я разучилась. Быть честной и искренней. Я вру постоянно, везде. Сказать правду — любую — страшно. Сложно.
В любом моменте.
Я могла сразу Юре объяснить про неудачное свидание и попытку изнасилования. Но вместо этого предпочла молчать.
Я могла просто поставить Савву перед фактом, что аборт делать не будут. И ничего не требую.
Два года назад я предпочла соврать — и это теперь сжирает меня.
— Я боюсь показаться слабой, — выдыхаю. — Точнее, я сейчас понимаю, что жутко слабая. Но страшно, что об этом узнают. И тогда я не смогу защитить сына, себя.
— Почему вы считаете себя слабой?
— Потому что я не знаю, что делать! Как правильно поступить… Сильнее закапываю себя.
— Разве незнание это слабость? Ваш сын много не знает, так?
— Но ему два! А мне — двадцать пять. Я юрист и…
— В двадцать пять лет все знают всё? Некоторые в вашем возрасте только начинают работать. Кто-то только определяется, чего хочет от жизни. Не знать чего-то нормально. Что в двадцать, что в сорок.
— Но я должна реагировать по-другому. Я юрист и…
— Кому вы должны?
Я вздыхаю. Никому. Себе. Всем.
Всё запутано очень. Но я понимаю одно. Пока я в своих мыслях не разберусь — лучше не станет.
Я могу отправиться к Савве — и просто ещё сильнее себя закопаю. Снова не решусь на откровенный разговор.
Струшу.
— Нельзя показывать слабость, — озвучиваю очевидное. — Это то, чему научил меня муж.
— Вы следуете его заветам, потому что согласны? Или по привычке? Как вы сами считаете?
Не знаю. Знаю лишь то, что пока Саввы не было — я жила нормально. А теперь…
Да, следую. Чем ближе Дубинин — тем больше я вытаскиваю из памяти его советов. Следую им, пытаюсь подстроиться.
Подражать самому Савве, чтобы не уступать. Хотя у меня никогда этого не получалось. Опыта не хватает, чтобы на равных тягаться.
Так почему это так важно?
Потому что он бросил меня. Предал. И моя попытка «отплатить» — показать, что у меня всё идеально. Что я лучше, сильнее, желаннее.
— Он ломал вас? Или…
— Я, — я выдыхаю правду, которую сама осознаю. — Я себя ломала в угоду ему.
Хотя Савва и не просил. Он просто… Помогал. Поверить в себя, стать другой. Не бояться.
А я брала его советы, вшивала в себя, заставляла следовать. Потому что хотела соответствовать. Должна была.
И сейчас продолжаю это делать. Дотягиваюсь до незримого уровня, чтобы просто не пасовать.
А в голове вибрирует «кому должна?»
И ответа нет, если честно.
Отцу, который всегда повторял, что где-то я недостаточно хороша. Он любил меня, я знаю, хотел лучшего. Но при этом вселял неуверенность.
Савве, который сначала дал мне веру в себя, а после растоптал и бросил без объяснений.
Себе. Ибо если буду делать вид, что всё идеально — значит, и не ранена вовсе. А это…
Все мы ранены. Изменой мужа. Родителями. Предательством подруги или грубым комментарием незнакомого человека.
И нормально быть раненной. Нормально быть слабой.
— Страшнее всего, — возвращаюсь я к первому вопросу. — Что я поступлю неправильно из-за этого травмирую сына.
— Марьям, — женщина мягко улыбается. — Поверьте мне, детей травмировать и сложно, и легко одновременно. Вы можете быть идеальной, а одно слово скажете — и они навсегда запомнят.
— Мне от этого не легче.
— Думайте о том, что десяток других слов они не запомнят.
— Но если мой бывший муж обидит сына? А я это допущу…
— Тогда вы будете реагировать на это. Но всё зависит не только от вас, понимаете? Есть другие люди. Ваш бывший муж. Если он захочет опеку…
— Я не смогу ему помешать.
Да. Я понимаю. Несколько заседаний — и он добьётся своего. Вопрос времени.
И лучшем самим договариваться, чем ждать суда, где решение может быть совсем неподходящим.