Он смотрит, поглощая мое безумие, стыд, стеснение, страх. И все это — находит отражение в его глазах. Тонет в их черноте, в расплывшихся по самую радужку зрачках, и там, на дне их, многократно усиливается, возвращаясь ко мне. И добавляя огненного сумасшествия нам троим.

Камень сжимает губы, словно решая, отзываться ли на мой немой, непонятный даже мне самой, призыв.

А затем медленно, словно в слоу мо, проводит большим пальцем по моим губам, размыкает их…

— Пососи его, маленькая, — приказывает он, отправляя нас тем самым в наш персональный ад. Один на троих. Потому что я не могу не подчиниться его приказу. Послушно раскрываю рот, позволяя Камню погрузить палец в себя, облизываю несмело, неумело, чувствуя солоноватую терпкость кожи.

— Ох, бля-а-а-а… — стонет над ухом Лис и, не выдерживая, кусает меня в плечо! Больно!

Камень именно в этот момент, лихорадочно, масляно блестя взглядом, погружает палец сильнее, чуть надавливая на язык, я задыхаюсь. Кровь вскипает в венах, и меня начинает трясти от такого наслаждения, которого я никогда раньше не испытывала!

Это что-то космическое, настолько безумное, что я не могу устоять на ногах. Выгибаюсь, невольно потираясь бедрами о твердое тело Лиса позади себя и неотрывно, словно под гипнозом, глядя в чернущие подчиняющие глаза Камня, с отвлеченным, завороженным видом плавными толчками погружающего палец в мой рот…

Меня все еще трясет, все еще выгибает, когда Камень с тихим хлюпающим звуком вынимает палец из моих губ и целует меня, глубоко, горячо, до потери воздуха и сознания.

Меня все еще размазывает наслаждением, когда Лис, с негромким матерным шепотом, отрывает меня от Камня и тоже целует…

Мир окончательно сходит с ума и вертится вокруг нас троих с безумной скоростью, вовлекая в самоубийственный водоворот.

Самоубийственно разрушительный.

Самоубийственно сладкий.

Телефон звонит как раз в тот момент, когда Лис отрывается от моих губ, смотрит в лицо затуманенным безумным взглядом, в котором я, словно в замедленной съемке, с легкостью различаю кадры того, что он хочет со мной сделать. И это очень, просто очень неправильно!

Настолько неправильно, что низ живота пульсирует и болит. Это они оба со мной что-то сделали! Что-то безумное настолько, что у меня даже слов не находится для обозначения случившегося! Нет таких понятий в моей жизни!

Не было.

До встречи с ними.

— Малыш… — заторможенно шепчет Лис, — малыш…

— Сука ты… — хрипит позади Камень, ревниво, по-собственнически прижимая меня к себе опять, стараясь вырвать из лап Лиса, — сучара просто. Чего сделал-то? Я же тебя сейчас прямо тут кончу!

— Ты, дебил каменный, дальше своего носа нихера не видишь! — естественно, Лис не остается в долгу, Камень опять срывается на матерный рык, а я понимаю, что перемирие на поцелуи и бесстыдные тискания меня заканчивается. И если что-то опять не сделаю… О, нет! Нет!

Не буду я больше ничего делать! И без того… дура!

Полезла к двум разгоряченным парням! Вот они и отыгрались на мне…

Я дергаюсь, стремясь сбежать, вырваться, но Камень, почуяв сопротивление, рефлекторно сжимает еще сильнее, и я, издав совершенно идиотский слабый писк, замираю, боясь, что сейчас мне снова дыхание перекроют.

— Отпусти ее, придурок ты конченный! — тут же реагирует Лис, проходится лапами по доступным ему тем частям моего бедного организма, которые не успел еще захватить Камень, тянет на себя, — дай мне!

— Да отвали ты уже! — Камень не хочет разжимать ладоней, Лис не желает меня отдавать, и я, потеряв всякое чувство собственного достоинства от страха и волнения, а еще больше от понимания, что опять накаляется между нами атмосфера, жалко шепчу:

— Пустите меня! Пустите! Ну же!

Бесполезно! Меня совсем не слышат! Сверлят друг друга поверх моей макушки жесткими ненавидящими взглядами.

Я для них — просто добыча! Просто цель!

Потискают, сожрут и забудут!

Почему я думала, что они разные?

Они — одинаковые!

Телефонный перезвон будто выводит нас троих из морока.

Я вижу, как Камень моргает, с легким недоумением глядя на Лиса, на свои лапы на моей талии… Лис лишь скалится и мягко-мягко тянет меня на себя, словно в ловушку утаскивает.

— Телефон! — громко констатирую я очевидное, — мне надо ответить! Пустите!

И, наверно, в голосе моем какая-то неведомая доселе сила проявляется, потому что оковы, удерживающие меня, ослабевают ровно настолько, что я умудряюсь вывернуться и упереться спиной в дверь.