Шрифт:
— Вы кто? — спросил человек, немного переведя дух.
— Меня послала капитанша, — ответил Виктор. — Ну, художница.
— А, ну тогда вам отдам. Вот!
И он протянул Виктору два накопителя данных. Явно самописные, без наклеек, размером где-то с телефон.
— По одному на каждую остановку? — догадался Виктор.
— Да, прямо старшему на разгрузке отдадите.
— Точно никаких бумаг не надо?
— Да всё нормально, — махнул рукой человек. — Художнице отдадите, она разберется.
И уковылял в сторону станции.
Виктор вернулся на корабль, убедился что обе двери шлюза закрыты как положено, и поехал на лифте в сторону кают. Но опять нажал что-то не то. Жилая палуба — самая верхняя, а между ней и трюмом как раз рубка. Непонятно почему, но именно так.
В рубку Виктор и приехал. Там было поприличнее, чем на жилой палубе — всё отмыто дочиста, везде свежая краска. Чувствовалась хозяйская рука. Свет был приглушен, а на больших экранах по всем стенам мелькали технические схемы, в которых Виктор даже не пытался разбираться.
Три пульта стояли в ряд, точно посередине помещения. Средний был побольше и повнушительнее. За ним, пристегнувшись ремнями к креслу, сидела Юми.
— Принёс? — спросила она.
Из-за широкой спинки девушка вряд ли могла видеть Виктора. Скорее всего, услышала, как приехал лифт.
— Принёс. Дали два каких-то…
— Да знаю я уже! Падай в кресло, сейчас расстыковку дадут.
Виктор приземлился в ближайшее кресло и стал возиться с ремнями. Система была весьма основательной, большая часть предназначалась непонятно для чего и крепилась непонятно как. Но худо-бедно привязался.
Юми, тем временем, явно беседовала с диспетчером.
— … штанги отошли, коридор отошел, визуально контролирую…
Изображение на одном из экранов резко поменялось, и стало видно, как стыковочный коридор втягивается в борт станции. Похоже, корабль остался висеть на длинных решетчатых фермах. Виктору захотелось покрутить камерой, но он не знал как. Да и Юми, скорее всего, не одобрит.
— «Кицунэ», ответьте РП, — донеслось из динамиков. Юми, похоже, привыкла летать одна и вывела радио на громкую связь.
— Ответила.
— «Кицунэ», даю сброс. Ждём угла.
— Поняла, ждём угла.
— Угла? — зачем-то спросил Виктор вслух.
— Ремни проверь, — ответила Юми. — Станция же крутится. Сейчас нас кинет куда надо…
Когда всю жизнь живешь на планете, воспринимаешь силу тяжести как данность. В космосе для этого приходится вращать всю огромную станцию. На корабле тоже есть сила тяжести — значит он к станции прицеплен и крутится вместе с ней. А если вдруг отцепится… Виктор додумал эту мысль ровно в тот момент, когда фермы, державшие корабль, раскрылись. И резко наступила невесомость.
* * *
С ремнями, как оказалось, напутал сильно. От кресла улететь они не давали, но туловище болталось как попало. А тут еще Юми отработала маневровыми двигателями. Как всегда, несколько раз и в какую попало сторону. Пришлось мертвой хваткой вцепиться в подлокотники.
К счастью, минут через пять включились основные двигатели и появилась сила тяжести. Небольшая, меньше чем на станции.
— Ты там живой? — спросила Юми, повернувшись вместе с креслом.
— Вроде того, — ответил Виктор. — С акробатическими трюками закончили?
— Не отстёгивайся пока. Минут через десять дадут нормальный вектор, и тогда уже полетим по-настоящему.
— «Не отстёгивайся», — передразнил её Виктор. — Мне бы пристегнуться сначала по-человечески.
— Будем считать, — улыбнулась Юми. — Что я тебе не говорила про маленький рычаг с правой стороны кресла, возле бедра…
Рычаг действительно нашелся. От себя — не идёт. На себя… о чудо! Плечевые ремни наконец-то сели как надо.
— Там сбоку табличка с инструкцией есть, — продолжила Юми.
— Зачем мне инструкция? — растерянно ответил Виктор. — Я еще ничего не сломал…
Он наконец-то смог нормально настроить поясной ремень. Теперь невесомости можно было не бояться. Наверное. Проверять не очень хотелось.
Юми снова развернулась к пульту, по экранам запрыгали схемы и карты. Виктор пытался хоть что-то понять, но не очень успешно.
— Слушай, — спросил он. — А что за «кицунэ» такое? От диспетчера услышал.