Прокурор снял альбом с полки и торопливо перелистал страницы – снимок керамики из Балан-мечети был на месте, цел. Амирхан Даутович поставил альбом на полку и начал искать второй экземпляр. Посмотрел на полках, в ящиках стола… И вдруг он вспомнил, что брал его в прошлом году на службу, когда рассказывал о поездке в Швейцарию, о последней выставке Ларисы. Вспомнил, что видел его недавно среди бумаг в сейфе, когда интересовался, целы ли его амбарные книги по каждому району, что вёл он в течение последних десяти лет.

Отправив машину с сосудами Якубходжи в обком, Амирхан Даутович пешком вернулся к себе в прокуратуру. Он думал, может, прогулка по весеннему городу наведёт его на мысль об ответном ходе, который ему следовало сделать без промедления. Но мысли приходили какие-то вялые, разрозненные, и, только вспомнив про альбом в кабинете, прокурор оживился – многое могло проясниться, если снимок взят из альбома, хранившегося в сейфе. Эта мысль и заставила его ускорить шаг.

В приёмной его никто не дожидался, не нужно было никуда срочно звонить, и Амирхан Даутович открыл сейф. Альбом лежал в глубине, на второй полке, и яркий его корешок заметно выделялся среди тяжёлых, уже потрёпанных амбарных книг. Прокурор достал альбом, почему-то машинально пересчитал амбарные книги и, закрыв сейф, подошёл к столу.

Открыл альбом наугад – получилось как раз там, где была керамика из Балан-мечети, но от страницы остался лишь корешок – обрезали весьма аккуратно. «Значит, предчувствие не обмануло меня. – Амирхан Даутович захлопнул альбом. – Так вот какой, выражаясь шахматным языком, оказалась домашняя заготовка Бекходжаевых. Что ж, зря они времени не теряли, пока я кочевал из больницы в больницу, прямо-таки гроссмейстерский ход придумали. А сколько у них таких ходов про запас приготовлено или уже сделано, а я ещё не знаю?»

Прокурор размышлял, что же ему теперь предпринять. Конечно, он мог наперёд рассчитать кое-какие их ходы, да что толку: Бекходжаевы не сидели полгода сложа руки и каждую попытку прокурора, конечно, готовы встретить во всеоружии. Амирхан Даутович снова вернулся к сейфу и достал книгу по району, где находилась Балан-мечеть. Прочитав пять-шесть записей по Сардобскому району, не стал листать дальше и положил её обратно в сейф. Даже этих беглых, наугад взятых записей, с фактами, а главное, с его предположениями, вполне хватало, чтобы Бекходжаевы, торгуя этими сведениями, заполучили из района любую угодную для них версию исчезновения сосудов из Балан-мечети. И становилось ясно, что комиссия во главе с полковником Иргашевым и прокурором Исмаиловым представит секретарю обкома документ, где он будет выглядеть совсем не лестно и, может, даже подведут его действия под Уголовный кодекс – в том, что Бекходжаевы не будут придерживаться никаких правил, Азларханов теперь не сомневался.

Оценивая положение, Амирхан Даутович просидел, не выходя из кабинета, до позднего вечера, но ответа, равного ходу Бекходжаевых, так и не придумал. Все сходилось на том, что необходима встреча с прокурором республики, где он должен был выложить теперь все как есть: и о Ларисе, и о могущественном клане Бекходжаевых, и о сосудах из Балан-мечети, и об исчезнувшей из сейфа странице альбома, и о своих амбарных книгах, за которыми уже давно охотятся, и о полковнике Иргашеве, и о прокуроре Исмаилове, неожиданно получивших повышение, и о заключённом Азате Худайкулове, которого следовало перевести куда-нибудь подальше и взять под особый надзор. И встреча эта, наверное, выглядела бы убедительнее, если бы на ней присутствовал и капитан Джураев.

Конечно, рассчитывая только на встречу с прокурором республики, Амирхан Даутович, по сути, расписывался в собственном бессилии, но какие бы он ни строил планы, он понимал, что Бекходжаевы имели огромный выигрыш во времени и готовы теперь ответить на любой его ход.

Поздно вечером того же дня на Лахути раздался неожиданный междугородный телефонный звонок. Звонил из Ташкента прокурор республики. Расспросив о здоровье, житьё-бытьё, он так же, как и секретарь обкома, долго не переходил к главному, ради чего позвонил в столь поздний час. И Амирхан Даутович, как и утром в обкоме, почувствовал это.

– Ты, конечно, догадался, что неспроста я звоню тебе среди ночи, да ещё домой. Но с работы мой звонок тебе могли бы и не понять – такая уж у меня должность. Впрочем, тебе ли об этом говорить, – наконец-то решился он. – Но я знаю тебя уже больше десяти лет и по-человечески, думаю, просто обязан поставить тебя в известность. Тут в последние три недели пошли потоком на тебя анонимки. Первые откладывал в стол, а вот последние не могу придержать и я, потому что направлены они в два адреса, в ЦК и к нам, в республиканскую прокуратуру. Чушь вроде бы, а реагировать мы обязаны. Одна пришла из Ялты, оттуда один отдыхающий из санатория, где ты лечился, сообщает, что ты предлагал за семьдесят пять тысяч интересную коллекцию керамики XVIII и XIX веков, которая неоднократно выставлялась за рубежом и указана в большинстве известных в Европе каталогов по искусству. Якобы в поисках клиентов ты ежедневно ходил в модное и дорогое кафе «Восток», где просиживал долгие часы. Тут даже написано, что официанты нашли тебе клиента за шестьдесят тысяч, но ты не уступил, и есть намёк, что анонимка – в отместку за твою жадность и неуступчивость в цене.

Другая анонимка куда более подробна и написана с большим знанием твоей жизни – наверняка консультировали люди, близко знавшие и тебя, и Ларису Павловну. Там тоже ваша коллекция оценивается, но гораздо выше, цитирую: «По самым скромным подсчётам, коллекция, собранная прокурором, стоит от ста до ста двадцати тысяч…»

Там пишут, опять же цитирую: «…скромная жизнь прокурора области Азларханова лишь ширма, главная цель его – обогатиться за счёт уникальной коллекции». Обращают внимание, что ты ни разу в своей жизни не пользовался бесплатной обкомовской путёвкой в отпуске, а проводил эти дни в экспедициях с женой, чтобы, используя своё служебное положение, ускорять поиски необходимых для коллекции предметов. Пишут, что Лариса Павловна, при нашем содействии, специально издала альбом музея под открытым небом в вашем саду на Лахути, чтобы разрекламировать своё частное собрание и позже выгоднее его реализовать. Пишут, что и в зарубежных альбомах, особенно последних, она старалась подать керамику только из своего собрания, и что, мол, вывозила свою личную керамику за рубеж, чтобы прицениться, сколько же это будет стоить. И что главной её целью в будущем было показать своё частное собрание за границей полностью и при удобном случае остаться там, разбогатев на продаже известной коллекции.