Я победоносно показал это письмо многим друзьям, которые восхищались Кришнапремом, и разослал его копии многим другим людям, хотя и знал, что он никогда не одобрит такой публичности. Но, в свою очередь, поскольку я питаю равноценное, почти инстинктивное отвращение к вынужденному молчанию, вынужден был защищать свой raison d’etre [21] . Поэтому в назидание ему я привел прекрасный образ, о котором говорит Шри Рамакришна: «Люди делятся на два типа: одни с радостью ходят в манговую рощу, но не говорят об этом никому; другие, вернувшись, приводят в этот несравненный фруктовый сад всех и каждого. Я отношусь ко второму типу людей, потому и говорю вам, что узнал вкус Бога и могу подтвердить, что он великолепен, и вы, если захотите, можете сами это проверить».

«Поэтому, – упрашивал я его, – я обязан рассказать тем, кто жаждет встретить настоящего преданного – но находит, увы, только фигляров, – что духовное золото (в двадцать четыре карата!) можно найти даже в нашу эпоху громкой политики и материализма, хотя и не в открытых витринах магазинов, которые бросаются в глаза всем и каждому».

Кажется, где-то в начале 1923 г. – когда я гостил в Лакнау у профессора Дхунати Мукерджи – нас пригласил на чаепитие знаменитый поэт и композитор Атул Прасад Сен. Я до сих пор помню сияющее лицо молодого англичанина (примерно моего возраста), который сидел на диване с трубкой во рту. Поэт сказал мне: «Это Рональд Никсон, Дилип, наш блестящий преподаватель – англичанин-индус или, если хотите, индус-англичанин».

Мы рассмеялись, а сам виновник бурного веселья хохотал громче всех. Я полюбил его с первого взгляда и, вернувшись домой, рассказал библиофилу Дхурджати, что мне вспомнились его любимые строки Марло: «Раз полюбил, то с первого же взгляда!» [22]

Мы встречались в разных местах. Я выступал с песнями то там, то тут, а Никсон (так мы его тогда называли) любил мои песни, особенно гимны Кришне. Я приезжал в Лакнау один-два раза в год, и его присутствие наполняло меня абсолютным счастьем. Наше общение было восхитительным, беседы – познавательными, а индуистская вера вдохновляла. Я внимательно и восторженно слушал, как он говорит о Ведах, Гите, Тантре и т. д. – в частности, с ученым Шри Джагадишем Чаттерджи. Когда с нами не было «интеллектуалов», я задавал ему вопросы, на которые он отвечал с лучезарной ясностью и обаянием. Я часто записывал наши беседы. Однажды он сказал:

«Европа всегда помнит о том, Дилип, что люди нуждаются в хлебе: но она слишком легко забывает, что не хлебом единым жив человек. Но тебе, как индусу, не следует считать европейца своим Учителем, который укажет путь, ведь этот путь давным-давно указали тебе твои великие предки. Не забывай слова Кришны:

Он сам переводит эти строки в своей «Йоге Бхагавад-гиты»: «Сосредоточь на Мне свой ум, отдай Мне свое сердце, всеми своими действиями служи Мне, держи своё «я» за ничто передо Мной. Тогда, поистине, обещаю тебе, ты придешь ко Мне, ибо ты дорог Мне».

В то время он очень восхищался Буддой, Кришной, мистиком Лоуренсом, тантрами, Гитой (много лет спустя он прочел Бхагавату [23] ) и Упанишадами. Однажды, когда мы заговорили о Шри Ауробиндо, он мимоходом заметил, что «Очерки о Гите» Шри Ауробиндо произвели на него огромное впечатление и что он еще не встречал лучшего толкования Триединого Пути Кришны. Именно это случайное замечание произвело полный переворот в моей жизни в течение последующих нескольких лет. Но тогда мой судьбоносный интерес к Шри Ауробиндо, этому Поэту-провидцу, еще не возник. А пока я путешествовал по Индии, «ища музыку в сердце шума», изучая новые стили нашей классической музыки, сочиняя путевые заметки и т. д., и то и дело писал Кришнапрему, рассказывая ему о своих волнующих музыковедческих открытиях.

Единственное его письмо тех времен, которое у меня сохранилось (к сожалению, остальные я потерял), – письмо из Лакнау от января 1927 г. Поскольку я целиком привожу его в III части, самым первым, здесь я процитирую заключительный абзац:

? «Для меня, Дилип, хотя я терпимо отношусь ко всем странам, существует лишь одна страна, и это, как ни странно, Индия, а не Англия. Я чувствую, что богатство традиций, составляющее народ, – слишком ценно, чтобы смешивать все традиции, от Лондона до Йокогамы, в одну кучу. Если мы ограничимся Европой (по меньшей мере, Западной), то увидим, что ситуация здесь несколько иная, ведь в Европе более или менее общие традиции; но можно ли так же филантропически смешивать Англию с Индией, не причинив при этом серьезного ущерба обеим странам? Когда традиции нации умирают, тогда нация мертва, даже если она еще остается великой Державой; она становится просто совокупностью индивидуумов, чья жизнь лишена смысла, но которые настойчиво преследуют свои презренные цели. История символична, и символ таит в себе некий ценный смысл, которого не дает топорная приверженность так называемым фактам. Существует лишь один исходный факт, и это – Вечный Бог. Всё, что помогает Его обнаружить, реально, а всё, что Его скрывает, – ложь, даже если все глупцы в мире утвердят её».

Затем его стал всё больше и больше притягивать Кришна, пока он не принял Его как своего Ишту (Господа) – думаю, это произошло примерно в середине двадцатых годов, когда он получил посвящение от своего Гуру, Яшоды Ма. Здесь я могу ошибиться в датах, но помню, однажды он сказал, что обратился сначала к Будде, потом к веданте и, наконец, – процитирую его слова – «оставил у стоп своего Гуру бремя всего, что ценит мир, ради тайного сокровища, невидимого для большинства». Так и произошло.

Он признался, что встретил Гуру, но поскольку сам он мало об этом говорил, я не стал его расспрашивать. Преподаватели свободно это обсуждали, тем более что многие богатые отцы, дочери которых созрели для брака, приглашали его в гости под всякими надуманными предлогами, которыми никого не обманешь. Они считали его эксцентричным человеком, но его одаренность и блестящие лекции привлекали многих студенток, и для госпожи Сплетни с ее домыслами наступил час триумфа. Помню, как мы расспрашивали о его «намерениях» и как он искренне отмахивался от нас со смехом, пока однажды не ошеломил нас, заявив во время чаепития, что устроился преподавать на английском в Индусский университет Варанаси. Тогда его образованные друзья, посовещавшись, решили, что это уже не смешно.