— Кедр, я Заря. Самочувствие нормальное, все системы работают штатно. Третья ступень отошла позже назначенного времени. Предполагаю, нахожусь на высоте выше расчётной.

Искажения не позволили оценить, насколько взволнован Королёв. Он только пообещал, что время вхождения в плотные слои атмосферы будет пересчитано в связи с возросшей высотой.

Ясно. Меня закинуло на сотню километров дальше или около того. Неприятно, но не смертельно и ожидаемо. В космосе нет крыши над головой, небесной тверди, не врежусь. Да и околоземная орбита не загажена мусором. Пока.

Трещал без умолку, рассказывая об увиденном в иллюминатор, как мантру повторял слова «самочувствие нормальное», «все системы работают штатно». И в самом деле, когда «Восток» начал движение по геоцентрической орбите, напряжение, давившее морально перед стартом, немного отпустило. Зная, сколько «семёрок» взорвалось или просто не набрало первой космической, отдавал себе отчёт, что пройден весьма опасный этап. А вот что ждёт впереди…

Корабль в самой северной точке траектории приблизился к Берингову проливу, пересёк Тихий океан, удерживая Америку по левому борту, зацепил область Антарктики и полетел над Африкой. На плоской карте траектория выглядит синусоидой, зато на глобусе — ровной окружностью.

«Не ходите дети, в Африку гулять», вспомнилось совсем некстати, потому что вскоре после прохождения над континентом услышал, что не прошла радиокоманда на включение ТДУ, тормозной двигательной установки. Автоматическая ориентация работала нормально, в чём я и сам мог убедиться, «Восток» летел попой вперёд, выставив навстречу судьбе конус приборного отсека с одноразовым двигателем, рассчитанным на единственный запуск.

— Кедр, я Заря. Включаю ТДУ вручную.

Не передать облегчение, когда исчезла невесомость, и меня вдавило в кресло. Пока — нежно, перегрузки возникнут после входа в плотные слои.

— Кедр, я Заря. Тормозной двигатель включился штатно.

— Заря, я Кедр, понял вас. Из-за задержки ТДУ расчетная область приземления сместилась на северо-восток. Поисковые службы получат новые предполагаемые координаты.

То есть саратовское Поволжье лишится повода триумфально встретить первопроходца. Главное — попасть в СССР. Точно знаю, разговоры о помещении в спускаемый аппарат взрывного устройства велись, и я далеко не на сто процентов убеждён, что под креслом не везу для себя бомбу. Если приводнюсь у Западного побережья США, вероятность быть поднятым американским кораблём неизмеримо выше. «Восток» утонет в океане, враг ни при каких обстоятельствах не получит в загребущие лапы его стр-рашные технические секреты, но факт, что я не смог достичь поверхности земли или воды внутри спускаемого аппарата, слегка смажет общую картину. Понятия не имею, какое решение примет коллективный разум под позывным «Кедр», Королёв не один там решает, у него на шее сидит председатель Госкомиссии по организации полёта человека в космос и пара высших чинов из КГБ. Сергей Павлович — человек, человечище, а вот те трое учтут гуманистические соображения в последнюю очередь, если вообще о них слышали хоть раз.

Или, быть может, зря плохо думаю о людях. Из-за нервного напряжения. Простите.

Вот и атмосфера… В иллюминаторах полыхнуло красным. Прошла команда на разделение, аппарат чуть вздрогнул от отстрела пиропатронов, лампочка на панели бесстрастно сообщила: приборный отсек летит вместе со спускаемым аппаратом, не желая отцепляться.

Тот Гагарин вроде бы запаниковал, о чём мало кто знает наверняка. В официальных расшифровках переговоров они обменялись с Королёвым «до встречи в Москве», едва ли не «передавай привет жене», обрыв связи, но некоторые свидетельствуют: первый космонавт успел бросить «прощайте, товарищи», считая, что в сцепке с приборным отсеком корабль обречён на очень жёсткое прохождение атмосферы, без шанса на выживание для пилота.

Снова перегрузки, но без сильной вибрации, что нервировала на взлёте. Самоуспокаиваюсь: не разбился ни один аппарат, выведенный «семёркой» в космос и штатно вошедший в атмосферу. Конечно, скорость выше, но…

Тут уже ни на что не мог повлиять. Некому пожаловаться на судьбу, антенны, торчащие выше теплозащитного слоя, расплавлены и сметены давлением воздуха, на гиперзвуковой скорости необычайно плотного. Иллюминаторы показывали мне кино с одинаковым сюжетом: адское пламя загробного мира.

Превозмогая перегрузку, переместил руку на бедро и погладил никем не замеченную выпуклость на оранжевом чехле, покрывающем основные слои скафандра. Там летела моя контрабанда — ксюшин плюшевый заяц. Если пересчитать его граммы в доле стоимости топлива и оборудования, израсходованного на полёт, это самый дорогой заяц в истории планеты.

А для меня — единственная ниточка, связавшая с домом и семьёй, да фотография жены и дочки, вложенная в удостоверение космонавта СССР.

Последнее, что мог использовать от послезнания, так это утерю припасов. Лодка — хрен с ней, она и на воде не поможет, слишком неустойчивая. Поэтому загодя, ещё в невесомости, протянул руку и вытащил из-под сиденья коробку НЗ с зажигалкой, продуктами и прочими полезными мелочами. Сунул её в карман скафандра, выбросив оттуда пистолет, самую ненужную часть экипировки, пригодный разве что для выстрела в висок, дабы не попасть в плен к империалистам.

Я летел вниз с самой большой скоростью, какую можно вообразить в атмосфере, не имея ни малейшего шанса что-либо предпринять, и ждал… То ли конца всему, то ли сработки автоматики, означавшей последнюю фазу снижения.

Запоздало обнаружил, что приборный отсек отделён. Без него спускаемый аппарат — шарик с минимумом оборудования внутри. Но мне уже не нужно оборудование, мне надо домой к Алле и дочке.

Бах! Отлетел люк. Пальцы плотно вцепились в кресло. Снова — бах! Ударило снизу, сиденье вылетело прочь, ткань скафандра начала трепетать от жестокого ветра, от которого был защищён всего секунду назад.