Шрифт:
Тихон откинул голову назад и зацепился лицом за всклокоченную бороду.
— И мы её доим уж четверть века, — продолжила речь борода.
— Что? Какая корова? — пролепетал Тихон и попытался отступить.
Он всё-таки извернулся из-под руки. Отшагнул. И тут появилась вторая борода. Вернее, второй бомж. Только не в телогрейке, а в засаленном пиджаке и с одним стеклянным глазом.
Второй бродяга оказался жилистым и юрким. Сразу толкнул Тихона в грудь.
Стоев рухнул на спину. Острый край какой-то железки впился в поясницу. Тело выгнулось от боли. Очки слетели и повисли на одном ухе.
— Я аристократ! — звонко воскликнул Тихон и махнул рукой с кольцом на пальце. — Если вы уйдете, то я на вас не пожалуюсь, — вторая фраза вышла приглушённой и крайне неуверенной.
Грязный ботинок со стертой подошвой впечатался в бедро. Тихон ахнул. Попытался вскочить, но тут прилетело в нос.
В мозгу словно взорвался попкорн. Во рту появился металлический привкус. Перед глазами заплясали разноцветные круги.
— Ха! — бородач смачно харкнул под ноги Тихону. — То, что вы нашли приличные шмотки в помойке, не делает вас лучше. Тут нет аристократов — одни крысы!
Паника ледяными пальцами сжала горло Тихона. В голове проскочила картина, как его холодное нагое тело находят на свалке. Как его клюют вороны. Как… тут, почему-то, появилась картина, как Жора совал его головой в унитаз.
«Надоело! — Тихон вскочил на ноги и со всей дури, махнул кулаком. Махнул так, как когда-то, в далёком-предалёком детстве показывал папа».
Кулак попал в расплывчатое перед глазами пятно — бродягу. Хрустнуло. Костяшки взорвались болью. Рука онемела. Раздался вскрик и бомж, нелепо взмахнув руками, повалился на кучу хлама.
Тихон не понял, он сам кричал от боли в руке, или бродяга. Он поправил очки. Схватился за руку и увидел, что на бороду бомжа хлещет кровь. Откуда, Тихон не рассмотрел.
Его огненной волной накрыл восторг. Охватил доселе небывалый азарт.
— Убью! — закричал второй бомж в пиджаке, бросился на Стоева, схватился за рукав пиджака.
Тихон попытался увернуться, зацепился ногой за мусор. Повалился на землю.
— Отстань! — он пнул нападавшего в ногу.
— Уничтожу! — бомж схватил его за воротник рубашки. Ткань затрещала.
— Нет я тебя! — Тихон вцепился в засаленную майку противника, благо тот оказался равным ему по комплекции.
Они покатились по земле как два бешеных ежа. Пыль забивала глаза и ноздри. Удары сыпались как град — бестолковые, но яростные.
— Вот тебе, вот! — Тихон молотил кулаками куда придется, уже не чувствуя боли.
Адреналин бурлил в крови. Превратил его из ботаника в берсеркера.
— Я тебя на ремни порежу! — прохрипел бомж, заламывая ему руку за спину.
— Задушу! — Тихон дёрнулся, попробовал обернуться и его затылок впечатался в нос противника.
Они продолжили кататься по земле, пока не врезались в ржавую балку. Она не выдержала. Подломилась и по свалке разнёсся оглушительный грохот.
— Всё, брейк! — бородатый бомж, держась за разбитое лицо, оттащил своего дружка. — Этот умалишённый нас обоих покалечит. Псих, какой-то, вдруг бешенством заразит?
— Да! Я псих, — Тихон вскочил на ноги, и его шатнуло в сторону.
Кровь стекала по его лицу. Капала с подбородка на грудь. Рукав пиджака болтался на одной нитке. Рубашка превратилась в лохмотья. Пуговицы разлетелись по свалке, как искры от фейерверка.
Тихон постарался сделать лицо, как учил Кирилл.
— Я опыты ставлю! — он шагнул к бомжам, растягивая разбитые губы в безумной улыбке. — На людях. Сначала опыты, потом закапываю. И прыгаю на могилах. Поняли?! — голос сорвался на визг. — А потом…
Тихон запнулся, пытаясь придумать что-то еще более страшное.
Слюни летели во все стороны. В глазах полыхало яростное пламя. И бомжи дрогнули.
— Это моя корова, и теперь я ее дою! — крикнул Тихон вслед убегающим бомжам.
Его уже не слушали. Он стоял посреди свалки. Кричал что-то ещё. Его тело колотила дрожь. Сердце пыталось выпрыгнуть из груди.
Его внимание привлёк блеск в пыли. Тихон нагнулся и поднял выбитый из бомжа глаз. Положил его в карман и пошёл прочь со свалки. Ему казалось, что начало холодать.
Люди шарахались от него на улице и на трамвайной остановке. В трамвае вокруг него образовалось пустое пространство. Пассажиры зажимали носы и пересаживались подальше. Отворачивались к окну. Кто-то шептался, бросая на него опасливые взгляды. Одна пожилая женщина прижала к себе сумку, а молодая мать поспешно оттащила любопытного ребёнка в другой конец вагона.