Шрифт:
— Что ты творишь, Соната? Что ты творишь? — шепчу, прижимая ладони к горящим щекам.
Открываю кран, наклоняюсь и долго умываюсь ледяной водой. Капли стекают по лицу, смывая с меня следы страсти и стыда, но жгучее волнение внутри не проходит.
Это больше, чем просто тепло. Это огонь, оставленный прикосновениями и поцелуями Егора, и мои глубоко въевшиеся под кожу развратные и откровенные мысли о нём.
Распускаю волосы, переплетаю косу заново, пытаясь хоть как-то вернуть контроль над своим телом и жизнью.
Опираюсь о края раковины и долго стою, вглядываясь в своё отражение. Взгляд слишком живой, слишком острый, губы всё ещё припухшие, призывно приоткрытые. И я ненавижу себя, такую бесстыдно довольную.
Как я могла такое допустить? Как позволила Горину сделать это с собой? Почему я такая неправильная? Почему не следую своим же собственным установкам? Неужели мне мало опыта мамы? Неужели я иду по её стопам, совершаю те же ошибки, что и она, и меня ждёт такая же судьба?
Качаю головой, словно это может прогнать нахлынувшие мысли.
— Остановись, Соната! Остановись, пока не поздно, — шепчу своему отражению и плачу.
Потому что знаю теперь, что значит — быть желанной. Знаю, как это — чувствовать касание горячих рук, вбирать в себя жадные поцелуи, растворяться в безумных эмоциях и понимать, что они отражают твои собственные. И знаю, что значит желать самой. И если Горин не может остановиться, то это должна сделать я.
Вытираю дорожки слёз.
Это не я плачу. Это рыдает моя душа, из которой я выдираю всё хорошее, что знаю о Горине, всё, что помню о нём и с ним, все свои чувства к нему и всего его…
Глава 15
Достаю телефон, быстро проверяю время — до пары всего несколько минут. Я сегодня пришла раньше. Зачем? Потому что дура!..
Раз за разом медленно и глубоко вдыхая, успокаиваюсь. Решение принято, и отступать я не собираюсь.
Выхожу в коридор и уверенно шагаю к нужной аудитории. По сторонам не смотрю. Я себя настолько накрутила, что Горину лучше на глаза мне не попадаться.
Захожу в кабинет одновременно со звонком, стараясь не смотреть на одногруппников, и сажусь на своё место. Преподавателя ещё нет, и в аудитории царит привычный шум. Студенты галдят, переговариваются, кто-то переписывает конспект, кто-то уткнулся в телефон и комментирует видюшки.
— Сонь, — торкает меня ручкой в бок Люба.
Неохотно поворачиваюсь.
— Что?
— Что с тобой? — она рассматривает меня с нескрываемым любопытством.
Невольно облизываю вмиг пересохшие губы. Неужели у меня на лице всё написано?
— А что со мной? — цежу с вызовом.
— Ну… Ты какая-то… странная. Взбудораженная.
— Взбудораженная? — саркастично усмехаюсь. — Собака бешеная напала. Убегала от неё. Вот и взбудоражилась.
Да-да, Горин, сравнила тебя с собакой. Бешеной! Потому что из-за угла налетел, ошарашил, увлёк, зацеловал и…
От воспоминаний кидает в жар, в животе скручивается тугой сладкий комок…
Не думать! Нет! Стоп, Соната!
Люба приподнимает идеально очерченные перманентные брови:
— Правда?..
— Ещё бы! — хмыкаю. — Я всегда говорю только правду.
Девушка недоверчиво смотрит на меня.
— Вообще-то, больше похоже, что ты…
Не даю договорить, неожиданно срываюсь и зло восклицаю:
— Люб, тебе заняться больше нечем? Сессия на носу, а ты за чужими делами следишь. Лучше бы конспекты писала!
— А тебе-то какое дело? — обиженно парирует она.
— Абсолютно никакого, — отрезаю и отворачиваюсь.
Действительно, какое мне до неё дело? Мне бы в своей жизни разобраться, прежде чем в чужую лезть.
— Доброе утро, студенты, — в аудиторию входит преподаватель, и лекция начинается.
Стараюсь не отвлекаться, но мысленно то и дело уношусь куда-то далеко. Вспоминаю, что Горин шептал мне на ухо… Что творил в тот момент, что делал своими руками и губами… Как я горячо и сладко стонала…
Щёки моментально вспыхивают, дыхание сбивается, и под языком появляется лёгкая сладость, как отголосок вкуса губ Егора. Сглатываю и нервно кручу в пальцах ручку, пытаясь хоть так успокоиться.
— Сонь, — снова шепчет Люба.
Не реагирую, но она повторяет громче:
— Соня!
— Что? — тихо спрашиваю и кошусь на неё.
— Ты что, заболела?
— С чего такие выводы? — цежу.
Тоже мне, Ванга! Да, заболела… Гориным… И сейчас усиленно вытравливаю из себя эту заразу.