Шрифт:
Однажды вечером в августе, уложив Кэт спать, я завариваю ромашковый чай для себя и для Мартина. На улице идет несильный дождь, ласково постукивающий в окна и по крыше. Я разливаю чай по чашкам. В кухню входит Мартин.
— Я заварила нам чай, — говорю я.
— Давай выпьем здесь, в кухне, — предлагает он. — Мне необходимо кое-что с тобой обсудить.
Голос у него не сердитый, но я все равно обеспокоена. Невольно думаю, что, наверное, чем-то заслужила его неодобрение. Ставлю чашки на столик, и мы садимся.
— У меня есть кузина, она живет в нескольких милях отсюда, как раз на пути моего следования, — объясняет Мартин. — Белинда — дочь тети и дяди, у которых я воспитывался после смерти родителей. Переехав на запад, моя кузина, как и я, отказалась от общения со своими родными. Долгое время даже со мной знаться не желала. Но в последние месяцы я постепенно наладил с ней отношения.
— Так это же замечательно! — восклицаю я, испытывая огромное облегчение. — Я буду рада с ней познакомиться.
— Пожалуй, это ей предлагать рановато, — качает головой Мартин.
— Вот как?
— В Калифорнии ей тоже живется несладко. Несколько лет назад муж бросил ее ради другой женщины. Она испытывает финансовые трудности, и мне удается немного ей помогать.
— Ты очень добр, — говорю я совершенно искренне.
— Белинда с детства увлекается растениеводством, умеет делать всевозможные травяные настои. Она придумала рецепт тонизирующего средства, которое стимулирует рост волос у лысеющих людей. Правда, по части сбыта своей продукции она совершенно беспомощна, и я намерен ей в этом помочь.
— В самом деле? И как же?
— Бутылки с тоником привезу сюда — для вызревания. Тоник наиболее эффективен, если прежде его выдержать в погребе. У нее погреба нет, а у нас есть котельная. По пути домой я заберу готовый тоник и в свободное от работы время буду предлагать его на продажу в разные магазины. У самой Белинды это не получится. Она очень замкнутый человек, из дома лишний раз шагу не ступит. Если ее тоник начнет пользоваться спросом, ей не придется беспокоиться за свое будущее.
Я до глубины души тронута его нежной заботой о кузине. Так и хочется подойти к Мартину и стиснуть его руку. Но обычно мы прикасаемся друг к другу только тогда, когда муж помогает мне подняться в экипаж или выйти из него.
— Я рада, что ты ей помогаешь, — говорю я. — Искренне рада. Надеюсь, вскоре она пожелает нас навестить. Или, может быть, мы с Кэт вместе с тобой навестим ее.
— Может, как-нибудь и навестим. — Мартин отпивает из чашки чай.
— Белинда знает обо мне?
Он ставит чашку на блюдце.
— Знает, что я недавно снова женился. Но она пока не готова к общению с новыми родственниками. Возможно, еще не скоро будет готова. А может, и никогда. Поживем — увидим.
— Хорошо. От меня какая-то помощь требуется?
— Нет, — быстро отвечает Мартин. — На первых порах тоник немного бродит, поэтому после того, как я поставлю бутылки в котельной, их нельзя ни перемещать, ни взбалтывать, иначе средство будет загублено. А изготовление каждой партии — удивительно трудоемкий процесс. Самое лучшее, что вы с Кэт можете сделать, это вовсе не заходить в котельную, а то еще опрокинете бутылки.
— Ладно. — Я разочарована тем, что не могу никак помочь кузине Мартина, и в то же время восхищаюсь добросердечием и великодушием мужа. Впервые за долгое время я испытываю к нему нежность. И думаю: может, это и есть начало наших близких отношений, крепнущая привязанность, которая сродни любви.
Чувство нежности придает мне смелости, и в тот вечер я иду к нему в спальню. Стучусь, открываю дверь. Мартин сидит в постели, читает какой-то тонкий томик. Если он и удивлен моему появлению, то вида не показывает. Его невозмутимость приводит меня в замешательство. Я тушуюсь, с запинкой спрашиваю, можно ли мне войти. Он кивает и смотрит, как я подхожу к его кровати с другой стороны. Глядя ему прямо в глаза, я откидываю одеяло, забираюсь к нему в постель. Он молча наблюдает за мной, и в глазах его ни намека на то, что он обо всем этом думает.
— В тот вечер, когда мы расписались, я сказала тебе, что хочу подождать, пока между нами возникнут теплые чувства, потому как я не хотела вверять свое тело совершенно чужому для меня человеку. Я больше не считаю тебя чужим, — говорю я со всей уверенностью, какую мне удается придать своему голосу. — Сегодня мне хотелось бы быть с тобой, если ты не возражаешь.
Нужно иметь немалое мужество, чтобы произнести эти слова. Я сильно рискую. А вдруг он скажет, что возражает, что все еще скорбит по первой жене? Хотя я уверена, что он посещает бордели в Барбэри-Кост [4] : временами от него пахнет дешевыми духами. Бордели — заведения для ни к чему не обязывающих отношений. Вряд ли в объятиях проститутки он думает о своей умершей жене. Но вот пустить в свою постель меня, новую жену, которая носит его фамилию… Я уверена, что со мной он должен чувствовать себя иначе.
4
Барбэри-Кост (англ. Barbary Coast) — район «красных фонарей» в Сан-Франциско во второй половине XIX — начале ХХ века.