Я встрепенулась.

— Золотая шахта? На вашей земле есть золотая шахта?

— Заброшенная. Золота там нет. Дедушка и папа много лет ее разрабатывали. И тоже ничего не нашли. Теперь там никто не бывает. В той шахте погиб мой отец. Я ее ненавижу. Всегда ненавидела. Там всегда было темно, холодно и полно летучих мышей. Мне эта шахта казалась опасной. И в итоге вышло, что не зря. Я находилась у входа, когда погиб отец. Он хотел что-то мне там показать, а я отказывалась заходить. Я услышала его крик, когда он оступился и упал. Никогда не забуду тот его крик.

— Вы Мартину об этом рассказывали?

— Для меня он не Мартин.

Я промолчала, и в следующую секунду Белинда продолжила:

— О себе он тоже рассказывал. Не я одна все время болтала. Рассказывал про Сан-Франциско, где он снимал комнату в пансионе, про театры, музеи, рестораны. Сказал, что любит этот город, но скучает по скотоводческому ранчо в Колорадо, где вырос.

— Постойте. Он сказал, что его родители владели скотоводческим ранчо?

— Да. А что?

— Мне он сказал, что его родители погибли, когда ему было шесть лет. С ними произошел несчастный случай, когда они ехали в экипаже, и после он воспитывался у тети и дяди, которые жестоко обращались с ним. Он говорил, что скотоводческое ранчо было его первым местом работы, и оно изменило его жизнь.

— Какая же из историй соответствует действительности? — задается вопросом Белинда, хотя, конечно, понимает, что ответа я не знаю. Либо та, либо другая. Либо вообще никакая.

— Сейчас это неважно, — говорю я. — Что еще он рассказывал о своей семье?

— Что его мать умерла от гриппа, когда ему было восемнадцать лет, а в следующем году погибла сестра — упала с лошади. Вскоре после ее смерти от сердечного приступа скончался отец. Тогда он продал семейное ранчо и отправился в Калифорнию, чтобы начать новую жизнь.

Мы обе молчим, думая о человеке, за которого вышли замуж. Что из россказней правда, а что ложь? На столе остывает чай.

— Сколько времени прошло до того, как он снова появился в гостинице? — наконец спрашиваю я.

— Неделя.

— Вы знали, что он вернется?

— Первый раз, уезжая, он ничего не сказал, но я хотела, чтобы он вернулся. Стала скучать по нему с той самой минуты, как он уехал. Каждый раз, когда он уезжал, я тосковала по нему все больше и больше. К его шестому визиту я уже поняла, что люблю его. Мне он казался внимательным, обаятельным человеком. Умел успокоить мои тревоги, умел рассмешить. Эллиот тоже это умел, но с Джеймсом я чувствовала себя по-другому. Через три месяца он сделал мне предложение, и я ответила согласием.

— И вы… чувствовали, что он вас любит? — спрашиваю я, потому что просто не могу себе этого представить. Не могу представить, как Мартин целует Белинду, смешит, заставляет чувствовать себя желанной. Такое поведение, я была уверена, для него неприемлемо, ведь он подавлен горем, скорбит по почившей Кэндис.

— Да, — подтверждает Белинда, но потом ее лицо омрачается. — Во всяком случае, на первых порах. Вскоре после того, как мы поженились, у меня возникла надежда, что он постарается найти такую работу, которая позволит ему быть дома каждую ночь. Я скучала по нему, когда он находился в отъезде, и верила, что он скучает по мне. Думала, разъездная жизнь ему опостылеет, особенно после того, как я сообщила ему, что жду ребенка.

— Но этого не случилось.

Белинда качает головой.

— Когда я попросила, чтобы он нашел работу ближе к дому, он ответил, что ему его работа нравится. Что в нашей жизни ничего менять не надо. Я ведь знала, чем он зарабатывает на жизнь, когда выходила за него замуж. Знала, какую жизнь он ведет, и все равно его полюбила. Тогда я была счастлива. И сейчас могу быть счастлива, если захочу. Зачем же я себя накручиваю?

Она умолкает, глядя на свое обручальное кольцо; оно попроще, чем мое. Видимо, Белинда поняла, что ее брак дал трещину, еще до того, как явилась ко мне, догадываюсь я. И сюда она приехала, желая убедиться, что ее подозрения беспочвенны, что трещины никакой нет. А в результате весь ее мир рухнул.

— Почему вы решили приехать именно сюда? — мягко спрашиваю я. — Откуда вам известно имя Мартина Хокинга?

Белинда смахивает с ресниц слезы.

— Несколько дней назад, когда он был дома, я заметила, что из кармана его сюртука торчит конверт, и вытащила его. Он был на имя некоего Мартина Хокинга, проживавшего по этому адресу. От какого-то сан-францисского банка. Я заглянула в карман и увидела еще один конверт, адресованный этому же человеку. Пока я рассматривала конверты, в спальню пришел Джеймс. Он спросил, что я делаю. Я солгала, сказав, что хотела почистить его сюртук, потому что он загрязнился в дороге, и нашла в кармане письма.

— Он рассердился на вас? Как отреагировал?

— Просто протянул руку за конвертами. Я спросила, кто такой Мартин Хокинг. Его друг? Нет, клиент, ответил он. Я поинтересовалась, почему он носит с собой корреспонденцию этого человека. Я не собиралась лезть в его дела. Просто хотела, чтобы он объяснил, как в кармане его пиджака оказались чужие письма. Он сказал, что мистера Хокинга нет в городе и что в его отсутствие он помогает ему с его бизнесом. Я заметила, что он очень любезен, а Джеймс сказал, что мистер Хокинг — его самый лучший клиент. Потом он заявил, что вынужден отлучиться на два-три дня по делам мистера Хокинга. Забрал у меня сюртук, сказав, что я почищу его, когда он вернется, но сейчас ему надо срочно уехать по поручению мистера Хокинга.