Я излагаю свою идею Белинде и Эллиоту. Они относятся к ней благосклонно. Белинда уже привыкла считать меня старшей сестрой, а Кэт — племянницей, и она хочет, чтобы мы жили рядом. А Эллиот благодарен мне за то, что я благополучно доставила к нему домой его возлюбленную. Вечерами, уложив детей спать, мы с удовольствием обсуждаем устройство нашего будущего дома, выбираем место для его возведения. Однажды после ужина, за чаем с пирогом, когда мы в очередной раз принимаемся обдумывать мой неожиданный замысел, Эллиот спрашивает, намерена ли я всегда жить в Сан-Рафаэле. Что будет с предполагаемым домиком, если я решу снова выйти замуж, завести еще детей?

Я могла бы многое сказать в ответ на этот вопрос. Белинде о моей прошлой жизни известно очень мало — сотая доля того, что я поведала Кэндис, дабы завоевать ее доверие, — да я и сама уже начинаю думать о тех событиях как о чем-то происходившем не со мной. Сумею ли я когда-нибудь полностью отрешиться от них? Каково это — смотреть на ту себя, из прошлого, как на совершенно незнакомого человека? Нет необходимости сообщать Эллиоту, что я не могу иметь детей, но в остальном я готова вполне правдиво ответить на его вопрос, не заглядывая в прошлое, от которого я уверенно отдаляюсь.

— Я не спешу снова связать себя узами брака, — говорю я мягким искренним тоном. — А дом всегда будет принадлежать Кэт, и ей решать, как с ним поступить. Ты же позволишь ей оставаться здесь, даже когда она повзрослеет, да? — спрашиваю я Белинду.

— Конечно, — отвечает она.

— Но ведь она, возможно, захочет выйти замуж и переселиться в другое место, — замечает Эллиот.

— Не исключено. Она обязательно выйдет замуж, — рассуждаю я. — И если уедет, надеюсь, она позволит мне жить в доме, построенном на деньги из завещанного ей доверительного фонда. Но нам пока незачем заглядывать так далеко в будущее. Сейчас у меня одно желание — выстроить для нас небольшой домик, прямо здесь.

И мы принимаемся чертить план нашего будущего жилища, который я показываю Кэт через несколько дней.

— Он… будет… наш? — тихо спрашивает она. Эти три слова, хотя и произнесены с интервалами, звучат для меня как прекрасная музыка.

— Да, родная.

— Здесь?

— Прямо здесь. Видишь, вот персиковое дерево. — Я показываю на силуэт дерева, нарисованный справа от плана одноэтажного домика с двумя спальнями.

Кэт поднимает на меня глаза.

— Наш старый дом?

— Наш старый дом сгорел, помнишь? Его больше нет, и нам не надо туда возвращаться.

— А отец?

Я проглатываю комок страха, мгновенно подступивший к горлу. Подозреваю, Кэт тревожит, что Мартин найдет нас и заберет ее к себе. Накажет за то, что он покалечился по ее милости.

— Его тоже больше нет.

Она долго смотрит на меня, медленно хлопая заблестевшими глазами. Видимо, мои слова отозвались болью в ее душе, и я понимаю, что глупо было надеяться, будто она так же легко, как я, вычеркнет Мартина из своей жизни. Кэт ничего не знает о его преступлениях, не знает, какое зло он мог бы совершить, добравшись до Белинды в то утро, если б не упал с лестницы.

Я привлекаю ее к себе.

— Он сильнее любил бы тебя, если б умел любить, куколка. Тебя легко любить. А он не умел. Не все умеют любить. Но ты умеешь. И я умею. И Белинда. И Эллиот. И Сара. И мама твоя умела любить. Есть люди, которые любят тебя, Кэт. Кто всегда будет тебя любить. И мы с тобой, если захотим, устроим для себя уютный дом в окружении любящих людей. Согласна?

Кэт теснее прижимается ко мне и кивает. Мне придется повторять ей это, когда она будет вспоминать Мартина. И мне придется повторять себе, что она, вероятно, в отличие от меня, будет думать о нем.

К концу октября я уже скопила сто долларов, в дополнение к тем деньгам, что лежат на сберегательном счете в одном из банков Сан-Матео. Доверительный фонд был учрежден много лет назад для того, чтобы Кэндис имела возможность вести образ жизни богатой аристократки, но я на наши еженедельные нужды трачу очень мало денег, выделенных на содержание Кэт. Бoльшая их часть идет на сберегательный счет, который будет принадлежать ей, когда она повзрослеет. Я уже начинаю думать, что свой домик появится у нас раньше, чем через год.

В начале ноября Эллиот просит товарища помочь ему расчистить ровный участок у персикового дерева, чтобы к тому времени, когда я решу приступить к строительству, место для дома было готово.

Я наблюдаю за работой мужчин, размечающих участок, и тут Белинда приносит мне письмо, доставленное по почте. На мое имя. Отправитель — департамент полиции Сан-Франциско.

Под взглядом Белинды я торопливо вскрываю письмо. Мы обе надеемся, что полиция признала Мартина жертвой стихийного бедствия, случившегося семь месяцев назад, и с прискорбием сообщает об этом. Я всем сердцем желаю этого.