Я вздыхаю, поднимаюсь с кресла и обхожу стол. Потому что, несмотря на его абсурдные требования, если я не хочу прыгать за борт, у меня нет выбора — он не примет отказ.

Я сажусь к нему на колени, стараясь игнорировать жар и пряный аромат его одеколона. Он щелкает пальцами, и тут же появляется дворецкий. Он поднимает мою тарелку с пастой и ставит ее передо мной. Лука ловко накручивает спагетти на вилку.

— Ты не можешь быть серьезным.

— Разве тебя никто не учил, что невежливо не есть блюдо, поданное в чужом доме? — Он подносит пасту ко мне ближе.

— Это лодка, — сухо замечаю я.

— Это лодка-дом. И значит, дом.

Мы могли бы препираться так до бесконечности, но я вздыхаю, откидываю прядь волос и все-таки съедаю пасту. Вкус взрывается во рту, и он самодовольно улыбается.

— Ну ладно, да, вкусно.

— Отлично, с этим разобрались, — снова щелкает пальцами. Через секунду дворецкий возвращается с тортом — белым, маленьким, со свечой и бенгальским огнем. Я поднимаю брови, уставившись на Луку.

— Что это? — Едва слышно спрашиваю я, потому что вдруг вспоминаю, какой сегодня день.

— С днем рождения, — говорит он, пока дворецкий убирает остатки ужина и ставит торт перед нами.

Его рука лежит на моем колене, большой палец медленно скользит по коже. Я смотрю на свечу, пока она догорает.

Я забыла, что сегодня мой день рождения. Вернее, забыла, потому что не отмечала его шестнадцать лет.

— С двадцать восьмым днем рождения, — Лука говорит так, будто это ничего не значит. — Загадать желание — к удаче. — Он наклоняется ко мне, и его горячее дыхание касается шеи. — Только не трать его на то, чтобы я потерял к тебе интерес.

Сердце болезненно сжимается. Всплывают воспоминания о последнем дне рождения, который я праздновала с мамой, когда мне было двенадцать. И о том, как я избегала этого дня с тех пор. Лука не мог этого знать. Он не телепат.

И все же, зачем он так старается, зная, что я пытаюсь уничтожить его семью?

Искра гаснет, оставляя лишь мерцание свечи.

— Все вон, — скомандовал он, заметив, как я замешкалась. Дворецкий и Лоренцо тут же исчезли. — Загадай желание, Ара.

В горле застрял комок, который я не могу проглотить.

— Зачем ты это сделал? — Я смотрю на него в растерянности.

— Ну, я не совсем чудовище, — он говорит с насмешкой, но я вижу, что даже сам не верит своим словам.

Я смотрю на него. Если покажу, насколько я растеряна, он обязательно использует это против меня. Вздохнув, я откидываю волосы назад и склоняюсь над свечой.

Что же мне загадать?

Единственное, что я загадывала на протяжении последних шестнадцати лет.

Я хочу убить человека, который убил мою мать.

Выдыхаю, наблюдая, как огонь гаснет.

Лука продолжает гладить мою ногу. Белый шоколадный торт… Мой любимый. Все продумано до мелочей. Он многое про меня узнал. Ирония судьбы.

— Он отравлен? — Спрашиваю я, не сдержавшись.

Он усмехается.

— Думаю, я бы нашел более приятные способы убить тебя, Ара. Например, задушить твою прекрасную шею, — его рука обхватывает мое горло, и я сразу вспоминаю синяки, которые он оставил в прошлый раз. О том, как он чуть не задушил меня.

И все-таки странное, неистовое желание снова начинает пульсировать внутри меня. Напоминая, что я так и не получила полного удовлетворения.

Я провожу пальцем по белоснежному крему на торте и подношу к его губам. Его синие глаза — настоящие грозовые тучи — приковывают меня к месту. Дьявол не должен быть таким красивым. Или обаятельным. Или настолько всепоглощающим. Это просто нечестно.

Его язык обвивается вокруг моего пальца, и я чувствую, как этот жест отзывается во мне. Моя киска начинает пульсировать, пока он слизывает крем, его хватка на шее все такая же жесткая, безжалостная.

Другой рукой Лука сжимает мое бедро, оставляя синяки. Чем глубже его пальцы вжимаются в кожу, тем сильнее я хочу его. Мне просто нужно избавиться от невыносимого напряжения.

— Не яд, — хрипло произносит он.

— Я сама решу, — отвечаю, наклоняясь к нему. Его взгляд опускается на мои губы. Я жду, что он откинет мои волосы или вернет контроль над ситуацией, но вместо этого позволяет мне приближаться.

Мои губы едва касаются его, остается легкий привкус белого шоколада. Его самоконтроль трещит по швам, и он захватывает мой язык своим. Я принимаю все, что он готов мне отдать. Жадность. Страсть. Желание убить.