Я прижимаю большой палец к ее губам, задумчиво размазывая красную помаду. Затем смотрю в зеркало и снова на себя, замечая, что красная помада размазана по моему рту. Я переворачиваю ее лицом к зеркалу и раздвигаю ее ноги.

— Руки на раковину, — приказываю, срывая с нее платье.

Она смотрит на меня через зеркало, ее красивые, идеальные сиськи приподняты, и я расстегиваю ремень и освобождаю свой пульсирующий член. Ее изгибы подходят мне идеально. Блядь. Я никогда не насыщусь этим телом.

— Ты будешь смотреть, как я трахаю тебя, как хорошая девочка. Поняла?

Она прикусывает нижнюю губу, и мне хочется наказать ее за это. Эти чертовы грешные губы. Сначала я собираюсь трахнуть ее сладкую киску, чтобы она знала, кому принадлежит.

Мой член входит в нее, и эти плотные стенки сжимаются вокруг меня. У нее перехватывает дыхание, когда я растягиваю ее, чтобы вместить себя, пока не оказываюсь внутри на всю длину.

— Видишь, твоя киска создана для моего члена, Ара. Она моя, чтобы ее разрушить.

В ее зеленых глазах бушует буря. Я вижу, что она не хочет этого признавать. Однако, что остается невысказанным, так это то, что ее задница прижимается ко мне. Умоляя о большем. Желая, чтобы я трахнул ее.

Ее бедра двигаются взад-вперед, пока она смотрит на меня в зеркало. Я начинаю подстраиваться под ее ритм, мои руки на ее бедрах, притягивают ее ближе. Ее грудь подпрыгивает при каждом толчке. Каждый раз, когда я погружаюсь в нее, у меня перехватывает дыхание.

Я обхватываю ее горло, и она вздыхает, будто ей становится легче от моего властного прикосновения.

— Тебе нравится, Ара? — Я полностью расстегиваю ремень, и она замирает. — Этот ремень оставит следы на твоей идеальной попке. А потом я обмотаю его вокруг твоей шеи, как ошейник. Поняла?

Она сглатывает, но ее влагалище сжимается вокруг моего члена.

— Ты собираешься меня задушить? — С вызовом спрашивает она. — Или у тебя такой фетиш?

Я одариваю ее демонической улыбкой.

— Хочешь стоп-слово, детка?

Ее брови приподнимаются в легком удивлении.

— Удивлена, что ты вообще спросил.

Я выхожу из нее, складывая ремень вдвое.

— У тебя осталось совсем немного времени его придумать, детка, прежде чем я отшлепаю твою задницу.

С абсолютной уверенностью она говорит:

— Твинки — мое стоп-слово.

Шлепок.

Ее глаза расширяются, и она вздрагивает от зуда на коже. Мой член дергается. Блядь. Все в ней создано специально для меня. Я тру покрасневшую кожу, и она шипит. Она не протестует, в ее взгляде — решимость. Нет. Она не позволит мне ее сломать.

Я поглаживаю ее по левой ягодице, предупреждая, что эта сторона будет следующей. Она сглатывает, и я снова шлепаю ремнем по ее заднице. У нее вырывается крик, а на глаза наворачиваются слезы. Преодолевая волну ее болевого шока, я засовываю свой член в ее влагалище, наполняя ее каждым движением, и слышу приглушенный стон.

Боль и наслаждение.

Неопределенность.

Осознание того, что ей это нравится. Моя девочка.

Я обматываю ремень вокруг ее шеи и придерживаю его одной рукой. Удивительно, но, как и было сказано, ее руки остаются на раковине, пока я продолжаю трахать ее сзади. Моя девочка.

Ее лицо начинает краснеть, но я стараюсь дать ей достаточно воздуха, чтобы она оставалась в сознании. Ее глаза не отрываются от моих, пока я наблюдаю за ней, и моя идеальная гадюка испытывает меня на прочность с каждым толчком.

Она чертовски мокрая. Ее сиськи подпрыгивают, когда я вгоняю в нее свой член. Затем ее глаза медленно закрываются с выражением чистого экстаза. Я крепче сжимаю ее бедра и ускоряю темп. Я хочу, чтобы ее киска высушила меня до последней капли.

— Черт, Лука, — еле выдыхает она. — Черт, я сейчас… Я близка…

Я шлепаю ее по заднице с такой силой, что она вздрагивает и кричит. Я безжалостно врезаюсь в нее, одновременно взрываясь. Я отдаю ей все до капли, пока она содрогается подо мной, затем поддерживаю ее за бедра, когда ее тело начинает обмякать. Она, наконец, позволяет себе расслабиться, погружаясь в экстаз, когда я ослабляю ремень на ее шее.

Все еще находясь внутри нее, я притягиваю ее ближе, чтобы она оперлась спиной на мою грудь. Держу ее за шею, разворачивая лицом ко мне, и ловлю каждый ее затрудненный, жадный вдох.