Сели на холодную, обмерзшую скамью. За то время, пока они не виделись, у Россола ввалились щеки, глаза смотрели теперь жестче, злее, подбородок стал выдаваться вперед.

– Что с тобой, Антон?
– спросил Дзержинский.
– Ты похудел, изменился.

– Болен, - коротко ответил Россол.

– Чем?

– Чахоточкой, как говорит один мой знакомый фельдшер.

Россол усмехнулся, боком взглянул на Дзержинского и вдруг сказал:

– Я тебя очень люблю, Яцек.

– И я тебя очень люблю, - просто и спокойно ответил Дзержинский.
– И у меня есть одно предложение тебе, - угадай, какое?

– Поехать в Италию лечиться, - грустно улыбнулся Россол, - или не верить врачам, которые всё врут. Да? Это ты хотел сказать?

Но Дзержинский хотел сказать совсем не это. Поблескивая глазами, он предложил устроить пир в честь свидания друзей? Идет? В конце концов, один раз в жизни можно себе позволить небольшой пир. Черт побери, уже полгода он не ест досыта! И, кроме того, ужасно хочется кофе. Натурального черного кофе. Он так согревает и так поддерживает силы! Не правда ли?

Шли медленно, не торопясь, вспоминали Ковно, Вильно, тамошние фабрики, стариков сапожников, работу, юность. Разговаривая и вспоминая, вышли из парка на улицу и остановились у кафе, которое показалось им недорогим.

– Сюда?
– спросил Дзержинский.

– Сюда, - решительно ответил Россол.

Дзержинский оглянулся: сзади было "чисто", как говорили в тех случаях, когда по следу не шел филер. Россол отворил тяжелую дверь с цветными стеклами и первым вошел в низкое, сводчатое помещение, в котором седой и благообразный швейцар снимал с посетителей пальто и шубы.

– Снимем пальто?

Швейцар уже вышел из-за загородки и стоял готовый принять платье гостей.

– Снимем, - согласился Дзержинский.

Раздеваться было очень неприятно: куртка Дзержинского была подбита протертым "рыбьим мехом", с большими лысинами, а главное, у нее сегодня, как назло, оторвалась подкладка рукава - вата вместе с какими-то тряпочками, - и все это висело на нитках, как нечто самостоятельное и к куртке не имеющее никакого отношения.

Приняв от Дзержинского куртку и назвав ее почему-то рединготом, швейцар вправил ей рукав, покачал головой и начал раздевать Россола - снял с него тоненькое потертое пальто, потом ватный пиджачок солдатского образца, потом стеганый на фланели жилет. Лицо у швейцара сделалось непроницаемым.

Кафе было маленькое и почти пустое. Под матовыми колпаками горели газовые лампы. В красном кирпичном камине жарко потрескивали смолистые поленья. Столик у камина, покрытый свежей скатертью, был свободен, и приятели, усевшись, протянули ноги к огню. Потом оглядели друг друга.

– Почему это на тебе студенческая тужурка?
– спросил Дзержинский.

– Купил у старьевщика, - ответил Россол.
– Нельзя же ходить голым.

Только здесь они оба почувствовали, как устали за этот день, как продрогли, как хочется поесть и погреться возле камина у огня.

– А тут шикарно, - сказал Россол.
– Я бы с удовольствием просидел здесь целый вечер.

– Даром не позволят сидеть, - произнес Дзержинский.
– Если сидеть, так надо есть и пить.

Подошла официантка с крахмальной наколкой на голове и в крахмальном белом фартучке.

– Дайте карту кушаний, - сказал ей Россол с таким видом, точно всю жизнь только и делал, что болтался по кафе. И, прищурившись, стал читать названия кушаний - мясных, рыбных, овощных, которые шли в карточке перед сладкими, пирожными и печеньями.

– Нет, мясо на ночь тяжеловато, - сказал Дзержинский, хоть с утра он ничего еще не ел, кроме пирога с печенкой, купленного утром у торговки на улице, - мясо не стоит, вот разве что-нибудь легкое из рыбы. Прочитай-ка, что у них есть рыбное...

Россол прочитал еще раз, но они так ничего и не нашли подходящего и остановились на двух яичницах с колбасой.

– Это, пожалуй, будет полегче, - согласился Россол.

После яичниц они заказали по стакану кофе - Дзержинский черного, а Россол со сбитыми сливками - и по пирожному. Пирожные пошли выбирать к стойке.

Каких тут только не было пирожных: миндальные, и ореховые, и шоколадные, и слоеные, и корзиночки, и с заварным кремом, и с засахаренными фруктами... Выбирать пришлось довольно долго.

– Мне вот это - с кремом и с фисташками, - сказал наконец Россол, - на вид оно довольно привлекательное, каково-то будет на вкус...

– А мне миндальное, - сказал Дзержинский.

Они вновь сели у камина. Но официантка в наколке все не уходила...

– Почему она не уходит?
– шепотом спросил Дзержинский у Россола.