– Погодка!
– сказал кто-то рядом.

Веретилин обернулся.

Рядом с ним стоял человек в облезлой шапке пирожком, в бекеше со шнурками, помаргивал и вздыхал.

– При нынешнем питании по такой погодке не очень походишь!
– сказал он.
– Люди слабые, один вот давеча упал, да так и не встал. Хорошее питание - залог здоровья.

– Истина!
– согласился Веретилин и, преодолевая слабость, зашагал дальше.

Но человек в бекеше не отставал.

– Кто достает, что покушать, тот еще держится, - говорил он, - а которые не имеют такой возможности, - те сгорают, извините, как свечи. Иногда гражданин и средства имеет, и золотишко, и бриллиантики кое-какие, а адресочка у него нет...

– Какого адресочка?
– насторожился Иван Дмитриевич.

– Ну адресочка, где можно достать, что покушать: шпик, например, хребтовый, масличко, мучки беленькой, наливочки, ветчинки там, печеночку, ливер...

– А есть такие адресочки?

– Почему же, конечно есть!
– усмехнулась бекеша.
– И сами живут и другим жить дают.

– Хорошо бы такой адресочек узнать, - как бы про себя сказал Веретилин.

Бекеша промолчала, сбоку поглядывая на Веретилина. Тот молчал. Бекеша еще пригляделась, что-то в суровом облике Веретилина показалось ей основательным и заслуживающим доверия.

– Вы, извините, москвич?

– Нет, петроградец...

– Офицер, конечно?

– Моряк!
– сурово ответил Веретилян.

Этот ответ и решил дело. "Моряк, - рассудила бекеша, - уж это белая кость, уж это дворянин, на таких можно положиться".

– Конечно, сейчас вне политики?
– опять услышал Веретилин.

Он не ответил - усмехнулся одними губами. И эта усмешка тоже расположила спутника к доверию. Он заговорил негромко, почти в ухо Веретилину, злобно пришептывая и от волнения путаясь в словах:

– Который пролетарий - пускай дохнет всем своим классом, - как во сне слышал Веретилин, - нам не жалко, нам о себе думать надо, себя спасать для будущего России. Вот у вас явное истощение заметно, а человек вы военный, кровь за Россию проливали, офицер, да еще морской... Сюда извольте, направо...

Иван Дмитриевич огляделся - человек вел его незнакомым переулком. Голова у Веретилина опять закружилась, он остановился на мгновение и вновь заставил себя идти, он не имел права не найти "адресочек"...

– Это мы куда же идем?
– спросил Иван Дмитриевич.

– К друзьям!
– сказала бекеша.
– К добрым друзьям, где и накормят, и приветят, и доброе слово молвят. К друзьям идем, дорогой, к хорошим людям...

"Я вас привечу, подлецы!" - подумал Иван Дмитриевич. Он почти ничего не соображал. Бекеша нырнула в подворотню и повела его какими-то проходными дворами, мимо часовни, мимо развалин, через один переулок, через другой, потом опять во двор.

Во втором этаже старого деревянного флигеля бекеша постучала в дверь, обитую сукном, и на вопрос: "Кто там?" - ответила бодрым и жирным баском: "Открывайте, Аркадий Павлович, Осокина бог послал..."

Розовый старик в белых чесанках и меховой кацавейке внимательно вгляделся в Веретилина холодными маленькими глазками, поклонился одной головой, как кланяются старые военные, протянул руку, представился:

– Симбирцев.

– Веретилин!
– ответил Иван Дмитриевич.

– Очень рад. Где изволили служить?

– Они моряки!
– сладким голосом встрял в разговор Осокин.
– Из Петрограда...

– Ах, вот что!
– приподнял брови Симбирцев.
– Рад, очень рад. Душевно рад. Прошу заходить, да раздевайтесь, у меня тепло...

Веретилин шубу не снял: под нею старая суконная гимнастерка и револьвер на солдатском ремне.
– В комнате, с фикусами, коврами и ковриками, с портретами военных в высоких, прошлого века, воротничках, сели в кресла. Симбирцев, покашляв, заговорил об отчаянных временах, о гибели России, о том, что все истинно русские люди должны находить друг друга и братски помогать "до вещей призывной трубы". Осокин, скинув бекешу, грелся у печки - прижимал ладони к горячему кафелю, потом поворачивался и, вытягивая длинную, с кадыком шею, блаженно, словно старый тощий кот, терся спиной о печку, похохатывал. Так прошел час, может быть, больше.

– Как в Петрограде?
– спросил Симбирцев.
– Действуют наши?

– Действуют, - ответил Веретилин.

– Да, да, я слышал!
– закивал Симбирцев.
– Мы ведь имеем сведения, нас осведомляют обо всем, но мне интересно, как это со стороны выглядит. Серьезно ли?

– Не слишком!
– ответил Иван Дмитриевич.
– В общем, их разгромят.

– Вы думаете?

Веретилин усмехнулся пересохшими от жара губами.

– А здесь вы... связаны с кем-нибудь?
– спросил Симбирцев.
– Или так просто?