– Вот-с, мосье комиссар, - говорил он, аппетитно поливая творожники сметаной, - обычный мой завтрак. И простоквашку еще цельную, не снятую. Пирожок вот домашний...

Петя не отвечал, занимаясь бумагами. Провоторов чавкал, братья Куроедовы шепотом рассказывали друг другу что-то смешное. Лакейски-почтительный тон чиновничьих "прошений" и "отношений" раздражал Быкова, за каллиграфическими строчками чудились ему рожи бесконечных провоторовых и казалось, что и таможенные шнурованные книги с сургучными печатями, и все "входящие" и "исходящие" так же, как и "акты ревизии", всё обман, бесконечная подделка, чепуха, которую и читать-то не стоит...

Вечерами, при свете коптилки, в своей "царской комнате" Петя пытался разобраться в таможенных уставах, а когда делалось особенно тоскливо, шел к сторожу и играл с ним в "короля" или "дурачки" засаленными, тяжелыми от времени картами. Старуха - жена Федотыча - стояла возле стола; глаза ее часто наполнялись слезами; сморкаясь в фартук, она говорила:

– Ну, как есть Минька наш. Ну, как есть...

Петя уже знал, что Минька убит на германском фронте совсем недавно, что имел он Георгия и был добрым сыном. Старик угрюмо отмахивался, иногда кричал фальцетом:

– Не рви душу, тебе говорят...

Бородатое, все поросшее седыми волосами лицо Федотыча морщилось; он кидал карты об стол, уходил за занавеску. В низкой комнате делалось тихо, только постукивали часы-ходики - премия кондитерской фабрики "Жорж Борман". Петя сидел молча, упершись подбородком в ладонь, думал о том, что нет на земле большего горя, чем горе этих двух стариков, искал слова, которыми можно было бы утешить, и не находил...

Однажды Провоторов, вертя свое пенсне, сказал Пете:

– Хорошего вы себе друга отыскали, мосье комиссар. А? Ведь ваш приятель золотарем был. Вам это обстоятельство известно?..

Петя молчал.

– В ознаменование сей его бывшей специальности и именуем мы вашего Федотыча в своем кругу Сортирычем. И настолько он к этому имени привык, что с охотой откликается...

Петя насупился. Он вдруг вспомнил, что действительно сам слышал какое-то странное имя, с которым обращались к Федотычу и Куроедовы и Провоторов.

– Это остроумно?
– спросил Петя.

– Развлекаемся в нашей глуши...

– Развлекаетесь? Ну, больше вы так развлекаться не будете!

– Вы мне угрожаете, мосье комиссар?

– Я не угрожаю, а приказываю прекратить издевательство над человеком...

И, хмелея от бешенства, Петя с трясущимся лицом надвинулся на Провоторова и закричал:

– Хабарник! Вор! Взяточник! Ничего, я вас всех выведу на чистую воду, вы у меня волками тут завоете. Монархисты, шкуры...

Он ногой откинул стул с дороги и вышел из конторы. А сзади вопил Провоторов:

– Вон! Мальчишка! Оскорбление! Господа, вы подтвердите...

В этот вечер пришел поезд с салон-вагоном, идущим за границу. Вагон отцепили, и старенький паровоз "Овечка", недовольно пыхтя, погнал его в тупик на таможенный досмотр. Было очень темно; морозный ветер свистел в черных старых ветлах, возле станции, у водокачки, тоскливо выла собака. Быков шел впереди, за ним шествовал Провоторов и братья Куроедовы; они всё о чем-то переговаривались и пересмеивались, наверное по поводу нового комиссара.

Салон-вагон был заперт, стекло примерзло, медная ручка покрылась инеем - пришлось долго стучать, прежде чем открыли дверь. Из тамбура сразу пахнуло теплом, запахом хорошей еды, дорогим табаком.

– Таможня!
– сурово отрекомендовался Быков.

В салон-вагоне их встретили приветливо, предложили закусить, выпить немного старого виски "Белая лошадь", подвинули коробку с сигаретами, и Провоторов уже поклонился и поблагодарил, бочком подвигаясь к столу, как вдруг комиссар дернул его за рукав и показал глазами, что этого делать нельзя.

Один из иностранцев - очень высокий, с приподнятой левой бровью, отчего лицо его все время казалось изумленным, засмеялся, хлопнул комиссара по плечу, потряс, похвалил. Другой, толстый, в меховых сапожках, тоже похвалил, но добавил, что доброе старое виски никому никогда не повредит. Третий, с сигарой в зубах, рассердился, что таможенники вопреки привычным правилам не пьют, и сказал по-русски:

– Новая метла всегда чисто метет. Метите чисто, молодой человек!

И погрозил Быкову длинным белым пальцем с перстнем.