– Что значит - ввиду младшего возраста?
– пряча улыбку, спросил Павел Федорович.

– Видимо, это значит, что товарищ не подошел по возрасту!
– мягко и дружелюбно ответил Симбирцев.

Все шло гладко, и через несколько минут их бы отпустили, но это был час, когда Дзержинский обычно обходил своих работников, и Павел Федорович нарочно затягивал разговор с задержанными, надеясь, что придет Дзержинский и тогда все окончательно решится.

– Пусть проваливают!
– шепотом сказал Вася.

В это время широко растворилась дверь, и вошел Дзержинский. Он был в шинели, накинутой поверх суконной солдатской гимнастерки, и в руке у него дымилась махорочная самокрутка, вставленная в деревянный мундштук.

– Это что же за шуба такая шикарная?
– спросил он, глядя на диван, кто это у вас такой щеголь?

– Тут такое дело, - медленно начал Павел Федорович, - ваше решение требуется.
– Он глазами показал Васе на задержанных и на дверь.
– Одну минуточку, товарищ Дзержинский.

Вася вывел задержанных в коридор. Дзержинский сел и плотно закутался в шинель. Павел Федорович рассказал все, что ему было известно.

– А патруль где? Те товарищи, которые доставили сюда и Веретилина и этих... господ.

– Да они ничего не знают, товарищ Дзержинский. Их Свешников отпустил.

– Вздор!
– резко ответил Дзержинский.
– Почему же они тогда доставили сюда всех четырех? Значит, Веретилин был еще в сознании? Ведь это он вел их в ЧК? Немедленно разыщите и приведите ко мне обоих красногвардейцев.

– Есть!
– И Павел Федорович вышел.

Дзержинский посидел еще, подумал и подошел к Веретилину. Пульс у Ивана Дмитриевича был плохой - частый и слабый. Одной рукой держа запястье Веретилина, другой Дзержинский погладил его по голове и тихонько окликнул. Веретилин смотрел на Феликса Эдмундовича широко раскрытыми, мутными глазами.

– Товарищ Веретилин!
– еще раз позвал Дзержинский.
– Не узнаете меня?

– Узнаю, товарищ Дзержинский...
– слабым шепотом сказал Веретилин.

– Ну и прекрасно, что узнаете. Вы вот троих тут задержали и привели сюда...

– Я тут лягу, полежу, - быстрым шепотом перебил Веретилин.
– Крутится все. А вы их ведите! Ясно?

Он опять бредил.

Дзержинский поправил на нем шубу и прошелся по комнате из угла в угол, напряженно о чем-то думая. Когда вернулся Павел Федорович, он сказал ему жестко и твердо:

– Задержанных не отпускайте. Уверен, что тут серьезное дело. Кстати, откуда у Веретилина эта шуба и шапка? И нет ли здесь какой-то связи между новым обликом Веретилина и этими господами? Вы сказали, что один из них работает на почтамте? Кстати, кто ведет дело этих жуликов на почтамте, помните, дело Баландинского почтового отделения?

– Сергей Орлов ведет. Это насчет продуктов в почтовых пакетах?

– Ну да, насчет сала и масла в кожаных почтовых мешках.

– Сейчас я Орлова вызову!
– сказал Павел Федорович.
– Он там всех знает. Большое дело.

Но Орлова вызвать не удалось. Час назад возле пакгаузов Брянского вокзала он был убит человеком высокого роста в кожаной куртке и летчицком шлеме. Убийца скрылся.

– Вот и Сережу нашего убили!
– тихо сказал Дзержинский.
– Битва за хлеб, смертельная битва за хлеб. А все эти негодяи - левые коммунисты орут про активное самоснабжение потребителей. Вот оно - активное самоснабжение. Пуля в грудь юноши, защищающего хлеб для рабочих и крестьян Советского государства!

И ему представился вдруг покойный Сережа Орлов, его добрые, совсем еще юные глаза и пухлые губы. Как он сказал вчера после совещания: "Товарищ Дзержинский, у меня есть стакан семечек. Знаете, подсолнухи, - они очень утоляют голод, пожалуйста, попробуйте!"

– Вызовите сюда того из арестованных, который помоложе!
– сказал Дзержинский Павлу Федоровичу.
– Я с ним поговорю.

И еще плотнее закутался в шинель. Евгений, видимо, опять поспал в коридоре и вошел, пошатываясь спросонья. Дзержинский свернул папироску, затянулся и, глядя в глаза осоловелому Евгению, негромко сказал:

– Вот что, молодой человек. Вы - сын дворника, живете в этом же доме? Не ходит ли к вам такой гражданин... Ну, как бы его описать? Высокий... кожаная у него куртка...

– В летчицком шлеме, что ли?
– спросил Евгений.

– Как будто бы.

– Ходит?
– сказал Евгений.
– Он с нашего двора. Только Аркадий Палыч Симбирцев во флигеле квартируют, а Мюллер с парадного, квартира шесть. Они редко дома бывают, все ездят и ездят.

Дзержинский курил, не глядя на задержанного. Павел Федорович, красный от напряжения, с хрустом потирал бритую голову.