— Да зачем ему это? — изумился я.

— Познакомиться, поговорить. Вот и повод для этого хороший нашёл, ребят с практики отпросить.

— Юрий Ильич, повод-то надуманный, вам не кажется? — прямо глядя в глаза директору, усомнился я. — К тому же я сразу обозначил свою позицию, что не вправе решать подобные вопросы, и дам ответ только после разговора с вами.

— Ох, Егор Александрович, — добродушно хмыкнул Свиридов. — Неужто вы думаете, товарищ Лиходед не знает, что такие вопросы только через администрацию решаются? Чай, не первый год председательствует. Да и школа с колхозом плотно сотрудничает. Они нам помогают в меру сил и возможностей, мы ребят к ним на практику отправляем. Хороший взаимообмен, так сказать. Опять же, знакомство с профессией в условия трудовой практики. К сожалению, мы от города далеко, так что выпускников туда не повозишь, чтобы, значит, на завод там или ещё куда. А рабочие руки в колхозе всегда нужны.

— Но ведь председатель мог просто прийти в школу и познакомиться с новым классным руководителем… К чему придумывать такую сложную многоходовку? — проворчал я, не до конца понимая смысл действий Лиходеда.

Со слов директора школы получалось, что Семён Семёнович не просто так затеял встретиться вне школьных стен. А ведь верно, какова вероятность того, что Лиходед просто ехал мимо? Ну, положим, пятьдесят на пятьдесят. Я пока плохо ориентируюсь в сельских улицах. Кто его знает, откуда ехал председатель и почему именно по той улице.

— Но как он узнал, что я пошёл по адресам? — задал я логичный вопрос. — В школу он не заезжал?

— Не заезжал. Егор Александрович, это село. Тут всем обо всех всегда и все известно.

— Юрий Ильич, так улицы пустые… Даже ребятишки куда-то подевались… Некому было сказать, что ходит по селу незнакомый человек… — я недоверчиво посмотрел на Свиридова.

— Дорогой вы мой человек, — добродушно улыбнулся директор. — На селе не бывает такого, чтобы вокруг никого. Другое дело, вы могли не заметить. Тут главное — знать, кому задать нужный вопрос.

— Но зачем? — задал я главный вопрос и тут же сам на него ответил. — Свирюгин?

— А вы догадливы, Егор Александрович, — похвалил Юрий Ильич. — Володя Свирюгин больная тема нашего Семёна Семёновича.

— Почему? Не потому ли, что отец Володи, прямо скажем, гражданин с низкой социальной ответственностью?

— Что? — изумился Свиридов. — Низкая социальная ответственность… Надо же… — директор покачал головой. — Хорошо сказано, Егор Александрович. Пожалуй, вы правы, можно и так сказать, отражает самую суть проблемы.

— Семён Семёнович переживает, что Володя пойдёт по стопам отца? Пить начнёт? — прямым текстом уточнил я.

— Не думаю. Свирюгин младший алкоголь не любит. Сам не пет, и пьющих презирает. Мальчику из-за этого сложно общаться со сверстниками. Ну, сами понимаете, танцы, пиво. Да-да, не удивляйтесь, — увидев скепсис на моём лице, заметил Юрий Ильич. — Все мы были молодыми и позволяли себе разные… излишества… Но Володя действительно не пьёт, считает, алкоголь — это порождение варварства.

— Почему именно варварства? — услышать такое от взрослого куда ни шло, но чтобы так считал подросток в семнадцать лет… для этого нужна причина. И Свиридов объяснил мне эту причину.

— Видите ли, Егор Александрович, — Юрий Ильич поднялся из-за стола, задумчиво прошёлся вдоль школьной доски. — Володя — непростой мальчик. Пока отец не пил, научил мальчика всему, что сам умеет. Василий Васильевич, он ведь талантливый механик. И сын в него пошёл. Вам ведь, наверное, Семён Семёнович рассказывал, что у Володи руки золотые?

— Было такое, — кивнул я.

— Это на самом деле так, — Свиридов подтвердил слова Лиходеда. — Василий Свирюгин не просто талант, он гений. Видимо, любовь к технике — это у них в крови. Отец Василия, тоже Василий Васильевич, — хохотнул директор. — Так вот, старый Свирюгин из ржавого корыта мог что угодно смастерить. Образно выражаясь… Хотя, думаю, если перед ним поставить такую задачу, он сумел бы всех нас удивить.

— Получается, семейство Свирюгиных — это вроде как местные левши? — задумчиво пробормотал я.

— Кто? Ах, да-да, что-то вроде того, — покивал директор.

— Отчего умер старый Свирюгин? — внезапно поинтересовался я. — От пьянства?

— Нет-нет, что вы, Егор Александрович. Васильич не любил этого. Ну, разве что рюмку-другую, так сказать, сто граммов фронтовых ещё мог себе позволить на День Победы. Но чтоб каждый вечер… Такого не было…

— Сын явно не в него, — проворчал я. — Подозреваю, он жену и детей поколачивает, вы знаете? — в упор глянул на Свиридова.

Директор вздохнул, кивнул и отвёл глаза.