Сегодня вечером, и только для Леонида, только для выблядков, которые лично обидели меня, или, в данном случае, единственную важную вещь в моей жизни, которую они оскорбили и которой угрожали — Галину — я бы использовал свои гребаные руки. Я бы сделал это интимным.

Я хотел видеть, чувствовать, как кровь покидает тело Леонида, когда он смотрит мне в глаза. Я хотел, чтобы мое лицо было последним, что он успеет увидеть, прежде чем сделает последний вздох. Одна мысль об этом возбуждала меня.

Из кухни доносились приглушенные шорохи, звон и стук кастрюль и сковородок, а затем меня снова охватила полная тишина. Я направился в заднюю часть комнаты, где находилась личная комната, сердце билось в груди ровно и спокойно, жажда крови окружала меня, как ласка любовника.

Дверь, за которой находился Леонид, была закрыта, и я остановился перед ней, услышав с той стороны тихий женский плач, а затем отчетливый стук столового серебра о тарелку. Я знал, какое больное дерьмо любит Леонид, как он отрывается на женских слезах.

Я вынул один из ножей и крепко сжал пальцы вокруг рукояти — вес был внушительным, лезвие достаточно острым, чтобы без труда пройти сквозь плоть. Другой рукой я взялся за ручку двери и бесшумно открыл ее: петли были смазаны, все было по-прежнему тихо, если не считать шума, беспрепятственно доносящегося из комнаты.

Интерьер был оформлен так же, как и в главном зале ресторана, с русской эстетикой, но в центре стоял только один стол, накрытый белой скатертью и заставленный тарелками с разными блюдами. Никто не услышал, как открылась дверь: одна женщина плакала, а другая издавала звуки, похожие на мычание.

Леонид сидел лицом к двери — никогда не поворачиваясь спиной и чувствуя себя неуязвимым. Его голова была откинута к потолку, глаза закрыты, а одна рука запуталась в волосах женщины, делающей ему минет. Он так крепко сжимал пряди, что костяшки пальцев побелели, и, несомненно, женщина должна была ощущать эту боль по всему позвоночнику.

Я переключил внимание на другую женщину, которая сидела на другом конце стола и смотрела на меня расширенными глазами, ее лицо было залито слезами, а на щеке уже красовался синяк. Кровь текла из носа, и она не потрудилась ее вытереть — багровый след, наглядное свидетельство того, какое удовольствие получал Леонид.

— Соси это, грязная шлюха.

Чтобы подчеркнуть, чего он хочет, он приподнял бедра с такой силой, что девушка жалобно застонала, вцепившись в его бедра ногтями. Она отстранилась, чтобы вдохнуть побольше воздуха, и снова принялась сосать его член.

Леонид открыл глаза, поднял голову, и наши взгляды встретились. Он не удивился, увидев меня здесь, это было ясно по отсутствию эмоций на его лице, но, опять же, именно этого я и добивался. Я не стал бы убивать его незаметно. Я хотел, чтобы он знал, что сегодня его жизнь закончится. Это доставило бы мне еще больше удовольствия.

Он медленно усмехнулся и оттолкнул женщину, ее маленькое тело пошатнулось, но потом она выпрямилась и поспешила в другой конец комнаты. Он засунул член обратно в брюки и застегнул молнию, не сводя с меня взгляда.

По-русски он сказал:

— Она - плохая замена тому рту, который я действительно хочу, чтобы сосал мой член. — Он протянул руку и взял оливку, сунул ее в рот, затем прожевал и запил глотком водки прямо из бутылки. Он демонстративно посмотрел мне за спину. — Я не вижу этого сладкого кусочка девственной задницы, чтобы дать мне такое представление, но, — он поднял руку и постучал пальцем по виску, — у меня ее образ запечатлен прямо здесь. Так трахать этих шлюшек веселее.

Я сохранял спокойствие, не показывал никакой реакции. Не нужно было позволять своей ярости, которая сейчас была особенно сильна и ощутима, управлять мной. Именно этого он и добивался. Леонид хотел, чтобы я позволил несдержанным эмоциям сделать меня небрежным.

— Убирайтесь. — Девочки быстро выскочили из комнаты, и как только мы остались одни, я потянулся за спину и закрыл дверь с тихим щелчком, не отрывая от него взгляда.

— Не хочешь выпить со мной? — Он поднял бутылку водки и наклонил ее в мою сторону. — Раз уж один из нас сегодня умрет…

— Я пришел сюда не за выпивкой.

Он сделал большой глоток и посмотрел на меня, затем сглотнул и поставил бутылку на место.

— Нет, не за этим. — Прошел долгий, напряженный момент молчания, когда я почувствовал, что ситуация начинает обостряться. — Мои сыновья думают, что я не замечу предательства, когда чую его, как гончая, преследующая кролика.

Я сохранял бесстрастное выражение лица.

— Эти маленькие ублюдки всегда были разочарованием. Я виню их слабую шлюху-мать. — Его улыбка была похожа на акулий оскал. — Ты пришел сюда из-за девушки. — Он не сформулировал это как вопрос. В этот момент он откинулся на спинку стула, и дерево заскрипело от его веса. — Да, ты пришел сюда из-за девушки, — он тихо и сокрушенно усмехнулся, и по тому, насколько он рассмеялся сильнее и пододвинул в мою сторону бутылку с водкой, я понял, что маска сползла. — Не из тех, кто делится, да? — Он пожал плечами. — Я никогда не был склонен к привязанности. Мне нравится держать свои возможности открытыми, а когда в наличии так много голодных кисок - это раздолье для покупателя.