Женщина, которую он любил. Мать его детей. Его возлюбленная соправительница мира.

Разорванная на части. Тело, искалеченное до предела.

Салем все также продолжала чувствовать боль.

Она стала бессмертной, но не бесчувственной.

Озпин причинял ей боль. Ужасающую боль.

Этого не хватило. Никогда не хватало.

Салем и Озпин были всегда вдвоем, равны — и вместе с тем Озпин действительно был проклят. Его магия слабела. Постепенно, по капле, она утекала из его тела.

Магия Салем же нет.

Безумие боли могло удержать ее — но не могло уничтожить ее. И даже сотни лет передышки, что Озпин получил тогда, не остановили ее.

Озпин и Салем все также оставались людьми. В своей сути, если так можно сказать, они были людьми.

А люди привыкают ко всему. Даже к боли. Даже к смерти.

Даже если тело Салем было разорвано на части — это не могло уничтожить ее разум. И проведя сотни лет в агонии она смогла найти в себе силы вырваться из нее.

Мгновение за мгновением она подтачивала свои оковы. Бетон разрушался, пламя утихало, лава остывала.

И спустя четыре сотни лет она вырвалась вновь.

И она желала лишь мести.

Ремнант не зря назывался так. Это были все, кто выжили.

Озпин застал шесть цивилизаций. Пять из них погибли. Погибли по его вине.

Когда Салем вырвалась из его кандалов — она была в бешенстве. Была в ярости. Была в безумии.

Каждый раз, когда Озпин находил новое средство, новый способ обезопасить мир от Салем — она находила новый способ вырваться на волю. Каждый раз, вновь и вновь.

И каждая отсрочка, каждый такой способ, что связывал Салем на столетия — всегда заканчивался одинаково.

Вырываясь Салем ударяла с новой силой.

Четыре раза Салем практически уничтожила этот мир. Четыре раза в бешенстве и злобе она выпускала на волю всю мощь своих гримм, заставляя Озпина уходить на волоске от смерти — окончательной смерти всех разумных этого мира. Уходить по руинам прошлых цивилизаций, бежать по трупам, глядя на стертые навсегда с лица Ремнанта города, на миллионы, миллиарды людей, брошенных гнить под открытым небом. Глядя в глаза своим ошибкам.

Расчленение. Бетонирование. Аннигиляция. Кислота. Лава. Глубина. Время. Изоляция.

Ничто не могло остановить ее навечно. Она возвращалась вновь и вновь.

Озпин однажды совершил невероятное.

Хотя прах и не работал вне пределов атмосферы Ремнанта — Озпину удалось однажды избавиться от Салем таким образом.

Он просто выбросил ее в открытый космос. Просто? Нет, он целенаправленно отбросил ее в космос — в направлении ближайшей звезды Ремнанта.

Озпин знал, какова скорость света в вакууме. Он добился ее в тот момент.

Спустя восемь минут и тридцать секунд Салем была уничтожена окончательно.

Или, ему казалось так.

Как могла Салем выбраться из этой ловушки? Гравитационное притяжение, невероятная температура, вакуум космоса — какой еще шанс оставался у нее?

Тогда Озпин вновь потерял часть своей силы — но ему казалось, что наконец-то он добился победы. Смог навсегда избавиться от Салем. Навсегда уничтожил женщину, которую он любил.

Спустя восемнадцать тысяч лет она вернулась вновь.

Озпин до сих пор не знал, как именно она сделала это. Он мог теоретизировать вечность — неужели для ее существования не нужны были даже атомы ее тела? Могла ли она обратится в энергию и вырваться из ловушки Солнца? Создала ли она идеального гримм, способного спасти ее?

Озпин не знал — не мог узнать.

Ее возвращение произошло тогда, когда цивилизация достигла своего пика. Люди уже подготавливали корабли для колонизации далеких планет, орбитальные станции уже парили за пределами атмосферы планеты, были забыты такие слова, как «гримм». Но она вернулась.

И она уничтожила их вновь. Уничтожила всех. До основания.

Безумие Салем нельзя было остановить.

Она находила Озпина, раз за разом, год за годом, и заставляла его переживать вновь и вновь то, чему он подверг ее сам.

Озпину удалось спасти семьдесят шесть людей и двадцать семь фавнов тогда. Тысячелетиями они прятались от гнева Салем. Тысячелетиями Салем вела свою месть.

Она сохраняла жизнь схваченным людям, чтобы те смогли оставить потомство — после чего причиняла им боль. Для того, чтобы причинить боль Озпину.

Они кричали. Плакали. Смеялись.

Салем доказала Озпину, что на Земле возможно было причинить ему ту же боль, что испытывала она все это время.

Но Озпина не мучали кошмары. Он не помнил ни имен, ни криков, ни слов людей. Не помнил уже ни их языка, ни их песен, ни вида их городов.