Обслуживающий персонал, сообразив, что запахло жареным, дружно ударился в бега, побросав вверенные их заботам покои и кабинеты. В анфиладах и переходах дворца воцарилась жутковатая тишина, изредка нарушаемая лишь цокотом роботов да редкими истошными воплями какого-нибудь бедолаги, не успевшего унести ноги и нарвавшегося сдуру на людей Самсонова.

Спустя час после начала штурма комендант дворцового комплекса, бледный как смерть, со стыдом и позором сдал нападающим ключ-карты и коды доступа ко всем помещениям, включая царскую сокровищницу и тайные архивы. На этом захват Большого Императорского Дворца — средоточия верховной власти Российской Звездной Империи, можно было считать завершенным. Теперь в руках мятежного адмирала Самсонова находился, пожалуй, самый весомый козырь в грядущем противостоянии с центральной властью. Символ и воплощение всей легитимности и сакральности монархии отныне стал резиденцией Ивана Федоровича…

Обитатели столичной планеты — кто со страхом, кто с нескрываемым любопытством — наблюдали за тем, как разворачиваются события на политической арене, главной площадкой которой в данный момент стали залы и коридоры дворцового комплекса. Жители многомиллионного мегаполиса, раскинувшегося вокруг Большого императорского дворца, буквально приникли к головизорам и инфо-панелям, жадно ловя любые обрывки новостей.

Информация просачивалась скудно — похоже, захватившие дворец «черноморцы» сумели сходу перекрыть почти все официальные каналы связи. Но даже редкие репортажи и любительские съемки, просочившиеся в общедоступные сети, рисовали тревожную картину. Горожане с содроганием взирали на распростертые безжизненные тела гвардейцев в парадных мундирах, валяющиеся на мраморных ступенях лестниц.

Немногие посвященные и завсегдатаи политических кулуаров уже поняли — произошло нечто из ряда вон выходящее. Что-то такое, что может навсегда изменить дальнейшую судьбу Империи. Но пока вся эта важная информация распространялась исключительно среди сановной элиты, жители мегаполиса и звездных колоний томились в мучительном ожидании. Гадая — на чью сторону в противостоянии двух императоров склонится чаша весов.

Все понимали — от позиции могущественного и непредсказуемого адмирала Самсонова, заявившего о себе столь громогласно и бесцеремонно, зависит очень многое. А может быть — и все. Тот, на кого Иван Федорович сделает ставку в этой крупнейшей политической партии последних десятилетий — скорее всего и воссядет на троне. Конечно, при условии, что в схватке за власть над сотней звездных систем бывший подчиненный покойного императора одолеет своих противников внутри Империи…

Неопределенность ситуации разрешилась довольно быстро, на созванном Иваном Федоровичем торжественном собрании, которое проходило в Большом Тронном зале дворца. Мероприятие обещало стать поистине историческим и судьбоносным, недаром на него были приглашены все сколь-нибудь влиятельные персоны государства. В назначенный час здесь собрались оба так называемых императора: Артемий Константинович и малолетний Иван Константинович, каждый в окружении группы своих приближенных и ярых сторонников, а также все высшие сановники и удельные князья Российской Империи.

Вид парадного зала, сверкавшего хрусталем и позолотой, поверг сиятельных господ в шок. Потому как первое, что бросалось в глаза — это расположившийся на троне усопшего императора адмирал Самсонов собственной персоной. Вальяжно развалившись на золоченой спинке венценосного седалища, грозный флотоводец невозмутимо взирал на собравшихся в зале, иронично ухмыляясь в усы. Такая дерзость и пренебрежение всеми мыслимыми и немыслимыми приличиями повергли царедворцев в оторопь.

Однако этот демарш был лишь первым и как выяснилось, далеко не самым шокирующим сюрпризом от Ивана Федоровича. Главная интрига заключалась в том, кому из двух претендентов отдаст предпочтение своенравный адмирал, фактически взявший в свои руки всю полноту власти. Ведь даже самым недальновидным сановникам стало ясно — только заручившись поддержкой владеющего умами военных Самсонова, можно реально рассчитывать на обладание короной…

Интриги, впрочем, не случилось. Даже людям несведущим и далеким от хитросплетений большой политики, было достаточно одного беглого взгляда на тех, кто сейчас стоял за спиной восседающего на троне Самсонова, чтобы безошибочно определить, на кого из двух претендентов сделал ставку своенравный адмирал. По правую руку от могучей фигуры флотоводца, подобно двум древнегреческим титанам, возвышались канцлер Империи Юлиан Шепотьев и первый министр государства Птолемей Граус — влиятельнейшие сановники державы, чье веское слово и закулисные маневры определяли расклад сил на политической арене последние лет двадцать как минимум.

Всем было известно, что оба вельможи являются ярыми приверженцами младшего из двух царственных отпрысков — малолетнего княжича Ивана. Уже одно это красноречивое соседство недвусмысленно давало понять, чью сторону в борьбе за трон занял непредсказуемый и грозный командующий Черноморского флота.

Воцарившаяся в зале тишина, казалось, звенела от напряжения. Сотни глаз, затаив дыхание, впились в стоящего на ступенях трона Ивана Федоровича, ожидая его дальнейших слов и действий. Гробовое молчание нарушали лишь редкие покашливания да скрип сапог на мраморном полу, даже говоруны и краснобаи из числа царедворцев примолкли, не смея раньше времени нарушить зыбкое равновесие. Слишком высоки были ставки в этой игре, слишком многое зависело сейчас от произнесенных вслух фраз и предпринятых шагов.

Адмирал Самсонов, опершись о подлокотник трона, обвел собравшихся в зале тяжелым немигающим взглядом исподлобья. На какую-то долю секунды задержался на застывшей неподалеку фигуре царевича Артемия, словно примериваясь и взвешивая все за и против. Но вот губы флотоводца искривились в презрительной усмешке и, махнув рукой, словно отметая прочь какие-то сомнения, он заговорил — веско, жестко, безапелляционно:

— Артемий, ты слишком слаб авторитетом, а что еще печальнее — умом, чтобы управлять нашей великой Империей, — без обиняков и стеснений бросил в лицо молодому человеку, адмирал Самсонов. В голосе его не было ни капли почтения к особе царственного наследника — лишь холодная констатация факта вперемешку с нескрываемым пренебрежением.