В глубине души я искренне желал этой новой встречи. Зубов произвел на меня сильное впечатление во время нашего краткого общения по закрытому каналу связи. Этот молодой контр-адмирал, совсем еще мальчишка по меркам военной иерархии, проявил себя как крепкий и решительный командир, достойный самых высоких званий. Меня восхищало то хладнокровие и выдержка, с которыми он принял неизбежность поражения и отдал приказ об отступлении, сохранив тем самым жизни своих людей и боеспособность кораблей.

— То, что вы его отпустили, когда победа была уже так близка, — возмутился Граус, не сдержавшись, — очень неразумно, Александр Иванович. Это поступок благородного человека, но отнюдь не адмирала моей Коалиции. Вы позволили врагу уйти, хотя могли уничтожить его одним ударом! Гибель Зубова в разгаре боя привела бы в замешательство весь флот врага, что позволило бы нам одержать окончательную победу. Вы упустили такой шанс! А сейчас мне и моим адмиралам придется еще попотеть, чтобы опрокинуть гвардейские «золотые» крейсера и остальные дивизии Зубова…

— Наверное, вы правы, командующий, — согласился я, немного печально кивнув в ответ, поморщившись от слов Птолемея о «его коалиции», будто это был его личный флот, а не союзные силы, а также задетый за живое столь его упреками в мой адрес. Меня коробило от его необоснованных обвинений. Но я понимал, что спорить с ним сейчас бессмысленно и даже опасно. — Но я, несмотря ни на что, все еще останусь в согласии со своими понятиями о чести. Я дал слово Зубову и намерен сдержать его. Такова моя природа, и я не могу ей изменить. Даже ради нашей общей победы.

Птолемей посмотрел на меня еще более внимательно, видимо, только сейчас начав разбираться кто перед ним находится.

— На кону стояло очень многое, — продолжал я, глядя прямо в глаза первого министра. В голосе моем звучала твердость и уверенность в своей правоте. Я не собирался оправдываться или извиняться за свои действия. То, что я сделал, было продиктовано не только тактической необходимостью, но и велением совести. — Во-первых, корабли вице-адмирала Козицына держались из последних мощностей. Их щиты были на пределе, а экипажи измотаны долгим сражением. Еще немного, и они бы не выдержали натиска превосходящих сил противника. Нужно было срочно выводить их из-под удара, дать передышку и возможность провести ремонт.

Во-вторых, благодаря этому мне удалось вырвать из лап Зубова Агриппину Ивановну… Я не мог допустить, чтобы Агриппина Ивановна попала в плен. Это было бы не только военным, но и моральным поражением для всей Коалиции. Поэтому я принял решение идти ей на выручку, невзирая на риск и возможные потери.

Птолемей слушал мой рассказ, не перебивая, но по мере того, как я говорил, лицо его мрачнело все больше. Я видел, как в его глазах вспыхивают искры раздражения. Он явно не одобрял моего самоуправства и того, что я поставил свои понятия о чести и долге выше стратегических интересов.

— Что касаемо адмиральского звания… — продолжал я, видя, что Птолемей насупился. — То, в случае, если вы считаете, что как командующий дивизией я не справляюсь со своими обязанностями — прошу тогда отстранить меня от занимаемой должности… Я готов понести любое наказание за свои действия, если вы сочтете их неправильными или недостойными…

Мои слова, казалось, отрезвили Птолемея. Он встрепенулся, словно очнувшись от тяжелого сна, и посмотрел на меня уже другими глазами — с удивлением и возможно даже с восхищением. Похоже, он не ожидал от меня такой прямоты и готовности идти до конца в отстаивании своих принципов. Это заставило его пересмотреть свое отношение ко мне и по-новому оценить мои качества как командира и человека.

— Нет-нет, что вы, — запротестовал Птолемей, опомнившись и поняв, что перегибает палку. В голосе его уже не было прежнего раздражения и недовольства. Теперь он звучал почти примирительно, с нотками уважения и даже сочувствия. — Как командир вы справились со своей задачей великолепно. Ваши решительные и смелые действия позволили спасти не только корабли Козицына, но и вице-адмирала Хромцову — одного из лучших наших космофлотоводцев. Это неоценимый вклад в общее дело борьбы с узурпатором Самсоновым. Без вас мы могли бы лишиться не только значительной части наших сил, но и опытного и талантливого командира, чьи знания и умения еще не раз нам пригодятся.

Кроме того момента, что вывели свои корабли из крепости без приказа — в остальном к вам, контр-адмирал Васильков, у меня нет никаких претензий. Напротив, я восхищен вашей храбростью, решительностью и умением быстро принимать верные решения в критической ситуации. Не каждый командир способен на такое, даже имея за плечами годы боевого опыта и высокие звания. Вы же, будучи еще совсем молодым офицером, проявили себя как зрелый и ответственный военачальник, достойный самых высоких похвал. Я не разочарован, что назначил вас на эту должность, напротив, очень рад этому.