Они переглянулись, Василий спросил угрюмо:

— Что за сигнал?

Я сдвинул плечами.

— Не знаю пока. Либо там начнется пожар, либо из ворот выскочат с весёлыми криками «Нас убивают, спасите!»

Он усмехнулся, в глазах скепсис, но сказал коротко:

— Вы командир.

— Сам удивляюсь, — ответил я. — Я — и командир?.. Где Иван?.. Иван, командир зовет!

Слово «командир» они понимают лучше, чем «барин» или «его благородие». Пока искали Ивана, я прокручивал в мозгу новый вариант, как одним элегантным движением избавиться от этого грёбаного чиновника по попечительству, а также от этой петербургской семьи Вадбольских, даже не представляю, чего хотят на самом деле. Капиталами не владею, чтобы наложить лапу, да и вроде бы он может только контролировать мои расходы, как несовершеннолетнего, но не в его власти взять из моих денег ни рубля… Хотя это напрямую не может, но в законах всегда найдутся лазейки, к тому же есть возможность нанять изворотливых юристов. Если ещё не нанял.

Иван бегом прибежал со двора, в руке гаечный ключ, явно возился с нашим стареньким автомобилем.

— Ваше благородие?

— Иван, — сказал я, — готовь бандероль для моих родителей. А я напишу им очень убедительное письмо.

Вряд ли им захочется покидать своё насиженное место, пусть и уже почти разрушенное временем, но оба полагают, что их век тоже заканчивается, так что всё путём, ничего менять не нужно.

Я сделал в письме упор на то, что нужна их помощь, без них бесправен, а до восемнадцати лет ещё полтора года, меня тут в бараний рог скручивают, жилы тянут, выжимают досуха, а за ними был бы как за каменной стеной, никто не посмеет навязывать попечительство при живых и дееспособных родителях.

— Отправишь курьерской, — велел я. — Пусть дороже, но нам важно, чтобы письмо дошло побыстрее! Да-да, семья — великая сила!

Работа в хозяйстве Шершня кипит, товар завозят в склады, что-то грузят на телеги, поздно вечером он принял пару хорошо одетых людей, совсем не бандитской наружности, говорил с ними недолго, уехали на дорогом автомобиле.

Людей с оружием больше не стало, все ещё надеется, что соберу ещё ценное и убегу. А если нет, всегда успеет призвать боевиков со стороны, ясненько, переплачивать не хочет.

В полночь я с сильно стучащим сердцем велел тихо:

— Выдвигаемся. Действуем по плану. Займите позиции и ждите сигнала.

Один за другим они исчезли в ночи, подбираясь к контролируемому бандой Шершня конгломерату зданий.

Сначала часовых. Хотя какие там часовые, простая охрана. Моя гвардия из пяти человек — сильные и отважные воины, но привыкли сражаться с противником лицом к лицу, здесь ещё не в ходу диверсионные отряды, лазутчики и прочие, которых не берут в плен, а расстреливают на месте.

Из меня тоже диверсант, как из говна пуля, но я хоть знаю, что это и как надо действовать.

Скрадываясь, передвигаясь в тени, я прокрался на территорию Шершня. Навстречу идет охранник, за спиной винтовка, выражение недовольной морды говорит, что остаток ночи лучше проведёт у кого-то из баб, а Шершню скажет, что всю ночь бдил, охраняя его добро.

Не проведешь, сказал я злобно, ты не тот путь выбрал, бандит…

Он прошёл в шаге от меня, не заметив затаившегося в тени. Я коротко взмахнул рукой, остриё длинного ножа пробило висок, словно хрустнул молодой лед на луже.

Без звука он опустился на землю, я подхватил в падении и упрятал в тени. Это не человек, напомнил я себе, а единица живой силы противника.

Второй охранник дремлет на крыльце здания, где на третьем этаже кабинет Шершня…

Дрон все время передаёт картинку, как в этот момент Шершень поднимается в кабинет, сбрасывает тесные штиблеты, со вздохом облегчения падает в глубокое кресло. День не столько тяжёлый, как сумбурный, но в конце концов ещё срослось. Дань с лавок и магазинов поступает исправно, строптивому баронету Вадбольскому показали свою мощь, подъехав на трёх автомобилях и на полчаса оккупировав его лавку.

Завтра он точно уедет, а производство оставит, но если случится невероятное, и заупрямится, придётся применить силу. И заказ сверху выполнит, и подомнёт под себя весьма доходное дело.

Он вытащил из нижнего ящика правой тумбы бутылку коньяка, налил в стакан. Бутылку обратно не вернул, коньяк хорош, стаканом не отделается…

Дверь резко распахнулась, Шершень ещё держал стакан в руке, но левой моментально ухватил пистоль в нижнем ящике левой тумбы, даже успел приподнять, как увидел перед собой бешеные глаза того юного баронета, непонятно как он успел с такой скоростью оказаться вот так рядом!

Сильный удар в лоб отбросил на спинку кресла, Шершень растекся безвольной тушей, сознание поплыло.

Я прислушался, всё тихо, охрану вырезал бесшумно, сейчас в здание и складские помещения заходят Иван с Василием и тройкой новых гвардейцев, наконец-то покажут мне, насколько хороши как в защите рода, так и в нападении.

Стакан ещё катится беззвучно по толстому ковру по направлению к массивному в рост человека сейфу за спиной хозяина кабинета, а я уже взял бутылку со стола и, наклонив над лицом Шершня, начал лить тонкой струйкой.