Эра дышит войной, как мы дышим воздухом. Каждый дом в Кальдоре – это часть её машины. Заводы производят магическое топливо и оружие для фронта. Люди – винтики этой системы, одноразовые и заменимые.

Отрываюсь от воспоминаний и смотрю на лист бумаги, который оставила на столе. Завод. Гетто. Это моя «свобода».

Встаю и подхожу к окну. Кальдора дышит дымом и магическим топливом. Улицы гетто покрыты грязью, но сердце – это сталь.

Моя ненависть тоже – стальная.

Прижимаю руки к холодному стеклу. Когда-нибудь эти стены падут. Когда-нибудь я увижу, как пламя охватывает эти улицы.

Закрываю глаза.

Когда-нибудь.

Гудок звучит резко, словно нож по стеклу. Звук отзывается в ушах и пробуждает не только меня, но и весь район. Он заставляет стены дрожать, вибрация проникает прямо под кожу.

Сажусь на кровать, медленно растирая лицо руками. Холод в комнате кажется пронизывающим. За окном слышны первые шаги. Люди начинают выходить из своих комнат, неохотно тащась к работе.

Быстро натягиваю куртку и прикалываю на неё две стандартные нашивки: одна с чёрной полосой и мелкими буквами, обозначающими «Дартлогиец», другая – с серым кругом, символ пустышки. Этот круг – напоминание Империи, что они считают меня бесполезной.

Когда выхожу из здания, холодный утренний воздух обжигает лицо. Серые улицы гетто постепенно оживают. Из соседних дверей появляются люди.

Сначала вижу стариков. Их лица высечены временем и тяжёлым трудом. Они сидят у входов в свои дома, грея руки в карманах изношенных пальто. Один из них тихо бормочет что-то на дартлогийском, но замолкает, когда мимо проходит Инквизит.

Затем выходят женщины с корзинами в руках. Их движения механические, лица сосредоточенные, но в глазах видна тревога.

Дети бегут босиком по холодным тротуарам, их смех глухой, будто они знают, что слишком громкий звук привлечёт внимание. Они не работают – ещё слишком малы, чтобы стоять у конвейера, но уже достаточно взрослые, чтобы понимать правила.

На углу у стены стоит женщина в старом фартуке. Её руки красные от мороза, но она жарит лепёшки на импровизированной плите. Запах жареного лука проникает в воздух, напоминая, как пуст мой желудок. Я думаю о том, чтобы купить одну, но вспоминаю: у меня нет ни гроша.

Между зданиями прохаживаются Инквизиты. Их форма синяя, с серебряными эмблемами на воротниках. Они смотрят на всех сверху вниз. Один из них стоит неподалёку, наблюдая за потоком людей. Его глаза быстрые, он отмечает каждую деталь: есть ли нашивки, кто с кем разговаривает, кто идёт слишком быстро или слишком медленно.

Рядом с ним двое детей резко замолкают, бросая взгляд на его дубинку, которая болтается на поясе. Дети прижимаются друг к другу и тихо исчезают за ближайшим углом.

Опускаю голову, стараясь не привлекать внимания. Инквизиты всегда ищут причину вмешаться, особенно рано утром, когда раздражение мешает им думать.

На одном из углов кто-то говорит громче обычного. Инквизит мгновенно поворачивается к звуку, и его лицо искажается в жёсткой маске.

– Тише! – его голос режет утренний воздух.

Те, кто успел поднять головы, быстро отворачиваются. Мы все знаем, что лишние слова могут стать причиной долгих неприятностей.

Вдали виднеется завод. Его дымовые трубы поднимаются высоко в небо, выпуская чёрные клубы дыма, которые окрашивают облака в серый цвет.

Завод магических двигателей. Место, где мне придётся работать следующие десять, двадцать, тридцать лет – или до тех пор, пока Империя не решит, что я больше не нужна.

Встаю в очередь вместе с остальными рабочими. Каждый из нас держит в руках свой пропуск, который нужно предъявить на входе. Очередь движется медленно. Когда моя очередь подходит, охранник – молодой имперец с ленивым взглядом – забирает листок и смотрит на меня.

– Дартлогийка? – спрашивает он, кривя губы.

Киваю.

– Ты в группе три. Смена на третьем этаже.

Он бросает мой листок в коробку, даже не взглянув на него повторно, и кивает мне, чтобы я проходила.

Третий этаж завода – это ад. Здесь громче всего, жарче всего, и воздух настолько плотный от магического топлива, что дышать сложно. Шум не прекращается ни на секунду: лязг конвейеров, скрип металлических частей, удары инструментов. Всё это сливается в грохочущий хаос, от которого звенит в ушах.

Меня ставят на работу у сборочного конвейера. Линия движется с ровной скоростью, не давая ни мгновения на передышку. В мои обязанности входит вставлять магические ядра в корпуса двигателей. Я поворачиваю ядро, проверяю его гладкость, вставляю в гнездо, защёлкиваю. И снова. Поворачиваю, проверяю, вставляю, защёлкиваю.

Запах ядра неприятный, будто смесь разогретого металла с запахом гари. От каждого прикосновения к нему пальцы покалывает, а если держать ядро слишком долго, оно начинает обжигать кожу. Руки к концу первой сотни движений начинают дрожать, но остановиться нельзя. Если замедлиться или пропустить свою деталь, это заметит надсмотрщик.