Коля пропустил мимо всех пассажиров с лайнера, вздохнул и вошел в магазин. «Почему это никогда не бывает все совершенно хорошо? – подумал он. – Вот, например, родители. Ждешь, ждешь их, а они не едут».

Раньше он думал, что все люди на земле делится на две половины: одни наши и за нас, другие – против, враги. А теперь он с сожалением открыл для себя, что в «нашей половинке» люди тоже бывают всякие. Иногда не понимают самых обычных вещей. Тиссо… Сильный, красивый, а зачем-то унизил Сергея Алексеевича. Разве ему трудно было сказать доброе слово? А Юрка около него вьется вьюном.

Кажется, он ничего не забыл купить, о чем просил Сергей Алексеевич. «Ничего себе. Доплыл до Горбатой скалы. Жалко только, что заболел». Купил в аптеке все лекарства, кроме одного, и решил забежать в поликлинику к тете Кате, попросить у нее это лекарство.

В поликлинике лекарства тоже не было, и Коля побежал к выходу.

– Подожди ты, сердобольный! – окликнула тетя Катя. – Тебе письмо пришло.

«Наконец-то», – подумал Коля, и радость, чудная радость, овладела им.

Всяк его поймет, кому приходилось ждать. А теперь все кончилось благополучно и начинался настоящий праздник. Он повернулся, чтобы лететь домой за письмом.

– Юрка его взял, – только и успела крикнуть тетя Катя. – Он в цирке…

А Коля уже бежал по улице. В цирке так в цирке, хотя каждая встреча с Тиссо ему была неприятна.

Юрку он увидел еще издали. Тот, стоя за изгородью, мыл лошадь Тиссо.

– Давай письмо, – нетерпеливо сказал Коля.

– Лезь в карман. – У Юрки были мокрые руки.

Коля вытащил из Юркиного кармана письмо, опустил авоську с продуктами на землю, торопливо разорвал конверт, но вместо письма оттуда вытащил собственную фотографию.

– От папеньки и маменьки, – сказал Юрка и заглянул через Колино плечо, увидел фотографию и добавил: – Ничего. Шедевр.

Коля спрятал фотографию, он явно разочаровался. Из цирка вышел Тиссо и, незамеченный, подошел к мальчишкам.

– Тиссо обещал меня с осени устроить в цирковую школу, – расхвастался Юрка.

– Слушай его больше, – сказал Коля. – Трепач твой Тиссо.

– Полегче, полегче, – сказал Юрка. – Еще неизвестно, кто трепач.

– А как он разговаривал с Сергеем Алексеевичем? – возмутился Коля. Это благородно, по-твоему?.. А ты к нему подлизываешься. Смотреть противно!

– Брось меня воспитывать, – сказал Юрка.

Коля повернулся, чтобы уйти, и натолкнулся на Тиссо.

– А, брат милосердия, – сказал Тиссо. – Ну, как твой старик?

– Ничего, – ответил Коля.

– Он что, обиделся на меня?

– На вас? – Коля посмотрел с вызовом на Тиссо: – Чего ему обижаться. У него есть дела поважнее.

– Ну да, – сказал Тиссо. – Он большой начальник.

– Дядя Гена, а что было бы, если бы вы этого старого хрыча пальцем толкнули? – засмеялся Юрка. – Рассыпался бы в порошок.

– Дурак ты, – сказал Коля. – И подлиза.

– Здорово он тебя, – сказал Тиссо. – Не в бровь, а в глаз.

– Слушай, ты, умный! – со злостью сказал Юрка. – Раз ты такой благородный, может быть, тебе противно жить в нашем доме?

– А я не у тебя живу, – сказал Коля. – Вот приедет отец, и уеду.

– Дядя Гена, послушайте его… – закричал Юрка. – Отец, отец… А он ему вовсе и не отец.

– Юрка, Юрка, – притворно возмутился Тиссо. – Ты что?

– Так он ему правда не отец, – сказал Юрка. – Он женился на его матери, когда ему был год!

– Врешь! – закричал Коля. – Сволочь! – И не помня себя бросился на Юрку.

Тиссо поднял его, отнес в сторону и поставил на землю.

– А еще братья, – сказал он. – Нехорошо.

Сергей Алексеевич тем временем лежал и ждал Колю. Иногда он проваливался в полусон, и ему казалось, что он ранен, но это ныла простреленная нога…

Вот он услышал рокот самолета – его везли в Москву в госпиталь, к знаменитому Мандрыке, – и увидел немецкий истребитель, промелькнувший над ним, и вспомнил свои слова: «Моя песенка спета», которые прозвучали в нем тогда без всякого страха, но с жалостью подумал о молоденьком летчике, «хозяине» его самолета.

Потом Сергей Алексеевич очутился в кабинете, на стенах которого висели плакаты времен гражданской войны. Перед ним, расставив ноги в новеньких сапогах, в широких красных галифе и френче, стоял друг его детства Шаблов, по прозвищу Васька-банщик.

«А что вы вчера делали в церкви? – закричал Васька-банщик. Отвечайте!»

«Васька, ты что? – удивился он. – Я отца хоронил».

«Как разговариваете! – кричал Васька. – Вы куда пришли? Забыли?.. Голос Васьки приобрел сверхъестественную силу. – Командир атеистической Красной Армии не имеет права ходить в церковь».