И тут пришел Юрка.

– Колька, – крикнул он, притворяясь, что между ними ничего не произошло, – телеграмма! – и помахал бумажкой над головой.

Но телеграмма была ему не нужна, она прибыла с опозданием.

– Ты куда? – Юрка загородил Коле дорогу.

– Куда надо. – Он держался из последних сил.

– Совсем псих. Телеграмма же!

– Возьми ее себе на память, – сказал Коля. – А ну, пусти!

Юрка, отталкивая его от двери, открыл телеграмму и прочел:

– «Будем завтра. Целуем. Твои папа-мама».

– Пусти! – крикнул Коля в отчаянии.

Юрка отступил, и Коля выскочил на улицу.

…Сергей Алексеевич сразу понял, что случилась какая-то неприятность. Коля вошел в дверь без стука, с чемоданчиком и клеткой.

– Что с тобой? – Он подошел к Коле, и тот вдруг уткнулся ему в грудь и заплакал, как маленький. – Ну, ну, – сказал Сергей Алексеевич. – Ты ведь не девчонка. – Взял у него чемоданчик и клетку и усадил на стул. Рассказывай… Рассказывай. Сразу легче станет.

– Я вам говорил про сон. Что у меня отец не родной. Так это правда. Юрка сказал.

– Только и всего? – сказал Сергей Алексеевич. – И ты из-за этого так раскис! Что значит не родной? Он тебя любит, считает своим сыном…

– Ничего он меня не любит, – сказал Коля. – Иначе не врал бы.

– Ну, и куда же ты собрался? – спросил Сергей Алексеевич.

– В интернат… куда же… – сказал Коля. – Если не откажете, то я хотел бы в Москву, в Суворовское. Напишете письмо?

– Напишу. Давай только так. Завтра поговоришь с ними – и в дорогу.

– Нет, – сказал Коля.

– Он же тебя любит, как родного, – сказал Сергей Алексеевич. – Я уверен.

Но не так-то легко было пробиться к сердцу и разуму Коли и убедить его. Он ожесточился и не хотел ничего слышать.

– Мне их жалость не нужна. – Коля встал. – Напишете письмо?

– Напишу, напишу. Вот сейчас допьем чай, и напишу, – сказал Сергей Алексеевич. – Или вот что… Завтра уедем вместе.

– Правда? – радостно спросил Коля.

– Правда. – Сергей Алексеевич подумал, что совсем неплохо, что Коля будет учиться в Москве. Он сможет навещать его, и все будет прекрасно. Но в следующий момент он вспомнил о его родителях, и ему стало стыдно. Тихо, собираясь с мыслями, как правильнее поступить, добавил: – А все-таки ты похож на Витьку… Он тоже не любил, когда его жалели… Только он был веселый… – Вспышка радости, возникшая от возможности увезти Колю в Москву, прошла, и теперь он весь растворился в желании помочь мальчику. – А ты нос повесил. А у Витьки жизнь была трудной, без матери рос.

– А Лусия? – спросил Коля. Он был по-прежнему возбужден, но предложение Сергея Алексеевича уехать вместе слегка взбодрило его.

Сергей Алексеевич промолчал: так неожиданно они подобрались к Лусии. Неужели настал и этот час? А зачем, собственно, ему отвечать на Колин вопрос? Лучше промолчать. Но слова уже рвались из него.

Он помнил этот день, еще один счастливый в его жизни, и в Витькиной тоже, и у Лусии. Только кончился он плохо. Он помнил это двухместное купе поезда и настольную лампу под абажуром, которую Лусия прикрыла платком, чтобы свет не мешал Витьке спать.

А Витька совсем и не спал, притворялся, прошептал, будто во сне, «мама» в тот момент, когда Лусия поправляла на нем одеяло. Конечно, он не спал, просто так ему было легче назвать ее мамой.

«Что он сказал?» – спросила Лусия, хотя все слышала сама.

«Ма-ма», – сказал он.

Потом дверь в их купе открылась, и вошли пограничники. Лейтенант и старшина. Он встретил через несколько лет этого лейтенанта на фронте: храбрый был лейтенант, но он не смог преодолеть своей антипатии к нему и перевел его в другую часть.

«Извините, товарищ комбриг, – сказал лейтенант. – Проверка документов».

Он достал свои документы и протянул лейтенанту.

«Разве эта территория входит в пограничную зону?» – спросил он.

«Да, – ответил лейтенант. – Со вчерашнего дня», – и протянул ему документы.

«Это мои», – кивнул он на Витьку и Лусию.

Лейтенант повернулся к Лусии и сказал:

«Ваши документы?»

Лусия не поняла, что у нее требовали, и повернулась к нему. Тогда он достал из кармана разрешение Лусии на въезд в Советский Союз и отдал лейтенанту.

«Пока это ее паспорт, – попробовал он пошутить и даже улыбнулся лейтенанту, чтобы задобрить его. – Она из Испании. Я беру всю ответственность на себя».

«Извините, товарищ комбриг, – сказал он ему. – Без специального разрешения пропустить в запретную зону не имею права. – Отдал честь и вышел в коридор. – Старшина, – обратился он к пограничнику, который сопровождал его, – проводите гражданку в комендатуру».

Он знал, что просить лейтенанта бессмысленно, но все же угрожающе произнес: