– Вы знаете, где находится интернат под Ялтой? – спросил Сергей Алексеевич у шофера, и когда тот ответил утвердительно, сказал: – Мы сначала туда, а потом уже на аэродром, – и вышел за чемоданом.

В комнате он открыл чемодан и достал с самого дна военную форму. Он уже давно не носил форму, с тех пор как вышел в отставку. Не носил, а всегда таскал с собой. А теперь она сослужит ему еще одну службу. Переоделся, подошел к зеркалу. Форма была помята, и Сергей Алексеевич попытался руками разгладить ее: не очень-то получилось. Подошел к графину, побрызгал воду на руки и влажными руками принялся разглаживать китель и брюки.

Снова посмотрел в зеркало: вроде бы получше. Подровнял ряды орденских планок. Потом неожиданно вытянулся по доброй старой военной манере и отдал себе честь. Совсем неплохо. Пусть это будет в радость Коле. Он вскинул голову, как молоденький лейтенант, который шел в первый раз представляться по начальству. Неплохо, совсем неплохо. Вот только форма великовата. Усох он за последние годы.

В окно донесся нетерпеливый сигнал такси.

Сергей Алексеевич кликнул Егоровну, но, не дождавшись ответа, пододвинул стопочку денег в центр стола. В последний раз оглядел комнату, почтительно козырнул солдату, взял палку, чемодан, и тут его взгляд упал на клетку с кенаром.

Он опустил чемодан и открыл клетку, чтобы взять птицу, но та вылетела и села на ширму.

– Вот дурак! – в сердцах сказал Сергей Алексеевич, взял чемодан и вышел.

При выезде из города Сергей Алексеевич попросил шофера остановиться и купил в магазине самый большой торт.

В открытое окно магазина со стороны пионерского лагеря ворвались звуки радио: «Говорит радиостанция пионерского лагеря. («Проснулись», – подумал Сергей Алексеевич.) У нас состоялась встреча с ветераном гражданской и Отечественной войн Сергеем Алексеевичем Князевым…»

Сергей Алексеевич торопливо вышел из магазина, испугался, что по его лицу продавщица догадается, что ветеран – это и есть он. Пошел к такси твердым, военным шагом – есть еще порох в пороховницах. Правда, это было не так-то легко, сразу заныли старые раны. Но он не обращал на это внимания, шел и прислушивался, что он им там наболтал… Про батальон майора Шевцова, который принял на себя 22 июня первый удар врага на границе с бывшей Восточной Пруссией, остановил фашистов, перешел в контратаку и ворвался на территорию врага… «Но ведь это было, – подумал Сергей Алексеевич. – Жалко только, что все эти ребята и сам Шевцов погибли. Горячие головы». И Испания была… И штурм Кенигсберга… Все это чистая, чистая, святая правда.

Сергей Алексеевич снова сел в такси. Он хотел сказать шоферу свою обязательную фразу. Эту фразу он говорил всегда, когда садился в машину: «Вперед, только потихоньку, а то там дети».

Она уже мелькнула у него в сознании, но в следующий момент коробка с тортом выпала из рук.

Сергей Алексеевич приоткрыл глаза и подумал впервые: «Жалко, что я им рассказывал все про других, про других и ничего не вспомнил про себя…» И, как взрыв, как вспышка, у него возникло странное, может быть, последнее видение…

Он сам, еще почти мальчишка, в конноармейской форме стоит между двумя казаками на конях. Они пинают его ногами, перекидывая друг другу. Он падает, с трудом встает, и казаки летят на него с разных сторон, и каждый из них норовит его сбить первым… И он снова падает, по лицу течет кровь. «У, большевистская шкура!» – кричит один из них и замахивается плеткой.

«Что-то со мной не так», – мелькнуло в сознании Сергея Алексеевича, и над ним вместо казаков склонился вдруг Васька-банщик и цирковой наездник Тиссо.

…Через несколько минут приехала «скорая помощь», и Сергея Алексеевича перенесли в машину.

– Солдат, – сказала старушка, случайная прохожая.

– Тоже скажешь – солдат! Генерал он. Заслуженный генерал. Одних орденов добрый десяток… – тихо сказал шофер.

И машина уехала, и случайные свидетели разошлись.

А Коля был уже далеко от города. Он сидел в машине рядом со Здоровяком, который его подобрал в пути.

Здоровяк с семьей закончил свой отпуск и на собственном «Запорожце», нагруженном сверху всякой поклажей, возвращался домой.

– Между прочим, хотя твой дед и темнит… – начал старый разговор Здоровяк.

– Не дед он мне! – резко перебил его Коля.

– Пап, загадку, – потребовала дочь, прожевывая яблоко.

– Ну, раз публика настаивает… – Здоровяк подмигнул Коле. – «Сорок одежек, и все без застежек»… Считаю до де-ся-ти… Раз, два, три… четыре…

– Капуста, – мрачно произнесла жена.

– Зачем ты сказала, зачем! – возмутилась девочка. – Я сама хотела, сама!

– А кто? – вернулся к прерванному разговору Здоровяк и лениво зевнул.